Меню Рубрики

Истории умерших от рака груди

Ирина Боровова 45 лет руководитель Ассоциации пациентов «Здравствуй!» ремиссия 2 года

Люди по‑разному относятся к пережитому заболеванию. Есть те, кто пытается забыть лечение как страшный сон. А есть те, кто, пройдя через болезнь, решает сделать этот опыт важной частью своей жизни и помогать другим. Большинство таких людей становятся волонтерами. Ирина Боровова после лечения возглавила Ассоциацию онкологических пациентов «Здравствуй!», работает с врачами, фондами, законодателями и СМИ по всей стране.

Она всегда была очень общительная, энергичная, неравнодушная, но главное — могла и умела взять на себя ответственность за других.

Родив двоих малышей, пошла волонтером помогать в детском доме и почти сразу сказала мужу, что хотя бы одного ребенка оттуда надо забрать. Забрали и забеременели: рожать, конечно, всегда же мечтали о большой семье. С четырьмя детьми на руках 10 лет назад Ирина подумала, что другим людям в ее ситуации может быть очень тяжело и им нужна ее помощь. «Семьи с приемными детьми или детками с инвалидностью часто оказываются в изоляции. Вот мы и решили создать организацию, чтобы друг другу помогать». Организацию назвали «Наши дети».

«Конечно, ни о каком раке я в свои 40 лет не думала. Да и откуда ему взяться? Я столько детей родила и кормила всех, жизнь моя более чем активная, сидеть просто некогда, лишнего веса не было тогда, вредных привычек тоже. Это потом уже выяснилось, что у меня генетическая предрасположенность к раку молочной железы, причем, как и у мамы моей. А вот у дочки этого гена нет — мы ее проверили тоже». «Я борюсь за то, чтобы пациенты лучше знали о своем заболевании и о методах лечения, которые им нужны. Для этого наша ассоциация сделала сайт, издаем буклеты, проводим конференции, на которые приглашаем самых именитых врачей».

К этому убеждению Ира пришла потому, что два неверных врачебных решения дважды могли бы ее погубить.

Сначала хирург, который обнаружил у нее маленькую опухоль, хотел вырезать ее и ограничиться базовыми анализами и лучевой терапией, потому что стадия была ранняя. И эта тактика, скорее всего, стоила бы Ирине жизни, потому что опухоль была крайне агрессивная.

«Мне повезло, перед операцией я поменяла врача и попала к Александру Валерьевичу Петровскому. Он настоял на полном обследовании и всех возможных анализах». В итоге ей составили такой план лечения, что и до, и после операции была химиотерапия, таргетная терапия, всего 29 курсов — это очень-очень много, — и радикальная мастэктомия, причем двусторонняя, потому что при таком раке, как у Иры, вероятность развития опухоли во второй груди очень велика. Вторая же врачебная ошибка была, когда после операции ее направили на химию по месту жительства. Районный онколог посмотрел ее документы и сказал, что не видит смысла продолжать лечение — 4 курса позади, вот и отлично. И Ира запаниковала.

«Я пошла в Мосгордуму в платке, бледная и со всеми свидетельствами о рождении детей. Хлопнула документы на стол и сказала, что если вы меня не пролечите, я умру, и вы будете платить пенсию по потере кормильца всем моим детям», — наверное, я была очень отчаянна и категорична, а может, просто люди были нормальные, но лечение мне провели в полном объеме».

Борьба с врачами и чиновниками была выиграна. Но это Ира и ее темперамент, ее сила воли и желание жить, а многие другие пациенты поверили бы врачу и погибли бы. Поэтому сейчас такие вопросы пациентам в ее ассоциации помогает решать юрист. Когда лечение подошло к концу, Ире предложили возглавить всероссийскую Ассоциацию онкологических пациентов «Здравствуй!», при этом слоган выбрали самый емкий: «Будем жить!».

Наталья Лошкарева 49 лет ремиссия 4 года

Если описать Наталью Лошкареву в двух словах, то это эффектная и энергичная. Она успела пожить в Испании и на Канарских островах, вышла замуж по большой любви, родила и вырастила дочь Дарью, вылечила от рака маму.

«В последние годы работала все время руководителем, сама себе хозяйка. Никакой скучной офисной работы с девяти до шести. Поездки, встречи с людьми — я всегда жила интересно».

Вечером 25 мая 2013 года Наталья с мужем лежа смотрели фильм. Вокруг расположились домашние любимцы: дома у Лошкаревых живут шесть собак — померанские шпицы и чихуахуа. И вдруг муж, положив Наталье руку на ребра, обнаружил у нее под грудью что-то твердое. «Не выдумывай, это кость», — ответила жена, но все же решила осмотреть себя в ванной. Стоя ничего не прощупывалось. Но стоило Наталье лечь, она сразу поняла, о чем говорил супруг: под грудью ощущался шарик размером с виноградину. Стоя заметить его было невозможно, как и во время маммографического исследования. На следующий день Наталья ехала к маммологу.

Отсидела в очереди целый рабочий день и ворвалась в кабинет врача с почти торжествующим криком: «Я у себя рак нашла!» И услышала в ответ: «Наташа, это полная ерунда! У вас психопатия и канцерофобия». Добиваться УЗИ пришлось с боем: напористая пациентка сказала, что просто не двинется с места, пока ее не обследуют. Врач сдалась. «Вы не думайте, я в обморок не упаду, говорите все, как есть», — отреагировала Наталья на изменившиеся лица медиков во время ультразвукового исследования.

«Самое страшное, когда узнаешь диагноз, — пережить две недели обследований», — говорит Наталья. Она ходила по коридорам, смотрела на людей на каталках и периодически порывалась сбежать. Посетила штатного онкопсихолога, но легче не стало: по словам Натальи, психолог вывалила на нее сразу все подробности того, как она поправится на гормонах и облысеет от химиотерапии, а также призвала «не делать вид, что вы молодая девочка, и спуститься с небес на землю». Наталья уже задумывалась о том, что если стадия окажется серьезной, а лечение мучительным, не лучше ли «поискать рецепт какой-нибудь, чтоб уснуть и не проснуться».

Все изменила случайная встреча в коридоре онкоцентра. В очереди на диагностическую процедуру женщины обсуждали, что после мастэктомии плохо будет действовать рука, и гадали, каких еще ждать осложнений.

«И я вижу рядом девушку: в обычной одежде, накрашенная, с рюкзачком. Лет 35 ей, стоит, держит карту».

Незнакомка вмешалась в спор про отнимающиеся руки: «Вообще-то мне 10 дней назад удалили две груди, а сегодня я иду домой». — «Как же вы накрасились, оделись?» — «Руками, не голой же идти», — усмехнулась пациентка. И тут меня как по башке ударило. Вот передо мной человек — здоровый, веселый, красивый и домой идет! И ничего у нее не отвалилось. После этого мои метания прекратились: стала проходить все анализы и готовиться к операции. Решила, что буду жить и буду лечиться».

Перед операцией, признается Наталья, ее больше волновало, не как все пройдет, а что делать с длинными, до талии, волосами. В итоге в последний момент сбежали с дочерью в ближайший салон красоты и сделали прическу — заплели вокруг головы много тугих косичек, чтобы не нужно было ни мыть, ни расчесывать. Врачи сделали Наталье мастэктомию с одномоментной пластикой груди, руководил операцией заведующий отделением реконструктивной и пластической онкохирургии Владимир Соболевский.

Химиотерапию — курс из 6 циклов — Наталья переносила из рук вон плохо

«По пять дней после капельницы я просто жила в ванной комнате. Расставляла там тазики на разной высоте и лежала на теплом полу. Выворачивало наизнанку, казалось, все внутренние органы поднимались — но не рвало. Это было невыносимо». Потом начинался «гормональный жор»: зверский аппетит, и отеки были побочным эффектом премедикации гормональным препаратом дексаметазоном. Волосы Наталья впервые в жизни постригла перед началом химиотерапии: опытные пациентки предупредили ее, что у обладателей густых тяжелых волос жутко болит голова — ощущение такое, что каждый волос налился свинцом и тянет вниз. Заранее купила хлопковые шапочки всех цветов и фасонов и несколько париков.

«Когда волосы выпали и муж меня побрил, я сначала попробовала парик носить. А он такой колючий, такой неудобный! Тогда я придумала такую штуку, ее надо просто запатентовать. Съездила в торговый центр, купила резинки из волос — знаете, бывают такие, любого тона можно найти — разрезала их и подшила снизу к шапочке. Сделала так красиво, по‑разному их укладывала — мне даже другие больные не верили, что это просто шапочка!» Шапочек и пришитых к ним причесок было множество, Наталья тщательно подбирала образ, собираясь на очередной сеанс химиотерапии.

Потом волосы стали понемногу отрастать и оказались пепельно-белыми: «Всегда мечтала о таком цвете, но оказался совершенно не мой!»

Вскоре пигмент вернулся, волосы опять стали русыми. Еще через пару недель Наталья проснулась кудрявой. «Я все эти перемены воспринимала как подарок! Такие возможности для экспериментов, столько образов можно на себя примерить! Просыпаюсь, и — бах — кудри! Бах — у меня рыжие волосы!»

Потом была лучевая терапия — 25 сеансов, а через год — повторная операция, пластическая: нужно было поменять имплант и немного уменьшить здоровую грудь, что-бы не было асимметрии. Еще через полгода Наталья снова оказалась в больнице: все это время генетики пытались найти у нее мутацию и, наконец, обнаружили. На этот раз удалили молочную железу второй груди и яичники. «Когда мне делали вторую операцию, я познакомилась в больнице с Ириной Борововой, и мы решили создать ассоциацию «Здравствуй!». Идею подала лечащий врач. Она говорила: «Наташа, мы тут от вас устали, конечно, но вашу энергию нужно направлять в мирное русло!»

«Главное, чему научила меня болезнь, — не сдаваться, найти своего врача и полностью пройти весь этот тернистый путь лечения, — рассуждает Наталья. — И вы поправитесь, сегодня рак — не приговор!»

Утро Наталья начинает с прогулки в парке со своими шестью собаками, днем ездит по делам ассоциации, по вечерам ходит то на уроки балета, то на занятия сальсой. Недавно взяла с собой на танцы 72-летнюю маму, и она была в восторге!

Каждые пять минут у Натальи звонит телефон: кому-то нужна помощь, кому-то хочется посоветоваться, кто-то просто звонит обсудить новости и узнать, как дела.

«Знаете, почему я сейчас занимаюсь волонтерством, встречаюсь с людьми, участвую во всех конференциях, мероприятиях? Потому что я очень хорошо помню и понимаю, насколько нужны такие люди. Которые расскажут, что у них было то же самое — и они живут, и волосы у них отросли, и все хорошо. До сих пор помню лицо той девушки из онкоцентра и благодарна ей бесконечно. Она была реальная, живая и перевернула все мое мировоззрение».

Наталья Заботкина 46 лет ремиссия 3 года

О своем диагнозе, по словам Натальи, она предпочла бы узнать пораньше: когда опухоль обнаружили, она была уже около 2,5 см и росла в организме три-четыре года. В 2015 году Наталья работала в крупном проектном институте экономистом и жила обычной жизнью: дружная семья, хорошие подруги, родители-пенсионеры, взрослый сын.

О своем здоровье Наталья заботилась и к маммологу ходила регулярно.

Еще в 20 лет с небольшим ей удалили кисту из груди и рекомендовали наблюдаться каждый год, что она и делала. Но когда на очередном приеме сообщила врачу, что у нее увеличились лимфоузлы, тот не придал этому значения: «Воспаление». И выписал какие-то таблетки. «Лимфоузлы уменьшились, но стала видоизменяться грудь: «разделилась» пополам, как будто ее внутрь что-то тянет, втянулся сосок. Это, конечно, уже был не звоночек — это был набат».

Дальше были новогодние праздники, когда невозможно записаться к врачу, и долгожданный осмотр. «Врач с медсестрой так переглянулись, что я все поняла — и слезы сами потекли!» Пункция подтвердила предварительный диагноз.

«В тот же день вечером я позвонила двум подружкам и сыну, позвала их в кафе и объявила: «Будем отмечать начало моего выздоровления».

Посидели, было хорошо и весело. Когда приехали домой, меня накрыло — сдерживаться не было причин, стала рыдать. Сын утешал: «Ну что делать, мам, будем лечиться». Ему было 22 года. Пока я лечилась, он очень сильно повзрослел». Наталья прошла все обследования платно за неделю, чтобы не сидеть в очередях за направлениями и не терять времени. На это ушло примерно 50 тысяч рублей. На работе сказали: «Делай все что нужно!» — и закрывали глаза на опоздания.

В больнице пришлось проходить обследование заново, потом еще четыре недели готовиться к операции — принимать препарат, снижающий агрессивность опухоли. «Стало страшно — я боялась, что за четыре недели опухоль еще больше вырастет. Очень хотелось от нее поскорее избавиться! Но потом результаты гистологии показали, что препарат подействовал на опухоль, агрессивность снизилась, значит, все было сделано правильно». В конце апреля Наталью госпитализировали.

Накануне операции лежала и думала: сейчас я могу шевелить руками, как хочу. Могу тянуться, куда хочу, согнуться, как хочу. Потом такой возможности не будет.

Хотелось насладиться этой свободой движения». Вспоминать ночь накануне операции не получается без слез: «Конечно, я ожидала страшного. 20 лет назад я уже видела женщин после мастэктомии: огромные швы, которые выглядят просто чудовищно. Тогда удаляли грудь вместе с грудными мышцами — ужас». Наталья не знала, что сейчас операции проводят совсем иначе.

Мастэктомию сделали с одномоментной пластикой — сразу установили имплант. «На первой перевязке сняли пластыри, и доктор говорит: «Посмотри!» — «Потом, я сейчас не готова». — «Да посмотри, какая красота получилась!» Думаю: еще издевается. Встаю с кушетки, подхожу к зеркалу и вижу грудь, какой у меня в жизни не было! Я говорю: «Да вы волшебник!» Но ощущения после операции все равно были тяжелыми: рука действовала плохо, швы болели. Свое 45-летие Наталья встретила в больнице. Выходить на улицу врачи разрешили только через две недели после операции.

«А там такой большой двор, фонтан перед центральным входом, с левой стороны — огромный яблоневый сад. Я легла еще в апреле, а вышла — уже середина мая, очень тепло, синее-синее небо, солнце светит… И я начала плакать. Будто родилась заново».

Химиотерапия началась летом. Понимая, что волосы начнут выпадать, Наталья постриглась — сделала каре: «Очень мне хорошо было, народ похвалил. И я с новой прической встретилась с подружками в кафе». А дальше — сюжет фильма ужасов, вспоминает Наталья. Она пошла в туалет, поправила прическу — и прядь волос осталась у нее в руке. За ней вторая. Вечер был испорчен. Придя домой, Наталья заперлась в ванной и кое-как состригла волосы. Сверху надела заранее купленную хлопковую шапочку и легла в ней спать: кто-то из соседок по палате рассказывал, что у мужа может возникнуть отвращение к облысевшей от химии жене.

«А жарко ужасно: лето, июль. Так что терплю. Муж на меня смотрит: «Ты дура, что ли? Мы с тобой живем 25 лет, я тебя всякой видел». — «Такую не видел!» — «Снимай и даже не бери в голову!» Снял с меня эту шапку, в макушку поцеловал, и уснули спокойно».

Пока длилась химиотерапия, Наталья жила в основном у родителей: муж и сын работали, а пожилые мама и папа были целый день дома, заботились о дочери, выводили ее гулять и готовили еду. «Заставляла себя есть все». Химия давала о себе знать: тошнило, немели руки и ноги, казалось, что все мышцы перекручены. Доходишь от кровати до кухни — и силы кончились. Это частая проблема для пациентов во время химии — от тошноты и слабости они не могут есть привычную еду и теряют в весе. А от истощения выздоровление идет еще медленнее, поэтому врачи нередко рекомендуют специализированное белковое питание. В одной маленькой бутылочке, как йогурт, полезных веществ и минералов больше, чем в комплексном обеде.

Через год после первой операции назначили вторую: нужно было заменить имплант и сделать подтяжку здоровой груди. И в больнице Наталья познакомилась с женщинами из ассоциации онкологических пациентов «Здравствуй!». Оказалось, что есть пациентки, которые объединяются друг с другом, поддерживают, делятся опытом, помогают решать юридические проблемы, организуют реабилитацию и, главное, просто общаются. «Мы хохотали, болтали, шутили все время — на нас даже медсестры ругались!

Есть стереотип, что онкологический больной — это такое лысое существо, истощенное, в упадническом настроении или в депрессии.

А тут сидит целый коридор женщин — дородных, на гормонах, которые поняли, что жизнь продолжается и надо черпать ее полными ложками». Рак Наталья называет серьезным и коварным противником. Сейчас она и ее семья снова сражаются с этим врагом — у пожилой мамы 4-я стадия онкологического заболевания. «Я маме сейчас говорю: вылечить рак мы не можем, но договориться, чтобы жить с ним, мы попробуем. Может, со стороны это и глупо звучит, но работает же!» «Сейчас у меня очень насыщенная жизнь, много мероприятий, встреч с интересными людьми. Потому что завтра может не быть просто. Нам уже показали один раз, что надо пользоваться моментом и ценить каждый день».

Читайте также:  Что такое отдаленные метастазы при раке молочной железы

Проводить самообследование рекомендуется раз в месяц, на 7−10-й день от начала менструации.

  • Встаньте перед зеркалом, вытянув руки вдоль пояса. Проверьте, одинаковы ли обе молочные железы по размерам, форме и внешнему виду. Обращайте внимание на изменения формы, размеров, асимметрию, втягивание сосков, видимые неровности (выбухания или западения).
  • Повторите осмотр, подняв руки вверх.
  • Для обследования левой молочной железы положите левую руку за голову, пальцами правой руки надавливайте на молочную железу, по спирали прощупывая всю поверхность. Убедитесь, что в тканях нет уплотнений.
  • Повторите осмотр, лежа на спине.
  • Прощупайте сосок: сожмите сосок двумя пальцами и проверьте, нет ли выделений.
  • Прощупайте подмышечные области, убедитесь что в них нет вздутий и опухолей. Любые изменения кожи (покраснения, втягивания, морщинистость и другие).
  1. Контролируйте массу тела — индекс массы тела (ИМТ) выше 25 и особенно выше 30 повышает риск заболевания.
  2. Добавьте физической активности. Согласно исследованиям ученых, 2−3 часа умеренной физической активности в неделю снижают риск рака груди на 9%, а 6 часов активности — на 30% по сравнению с неактивными людьми. Под умеренной физической нагрузкой при этом понимается: быстрая ходьба, плавание, игра в теннис в спокойном темпе, катание на велосипеде или лыжах.
  3. После 25 лет ежемесячно самообследуйтесь на 5−6-й день менструального цикла.
  4. Если в семье не было случаев рака молочной железы, проходите регулярную диагностику после 40 лет. Метод скрининга подберите с врачом.
  5. При плохой наследственности и высоком риске заболевания после 30 лет ежегодно делайте МРТ и маммографию. Дополнительно можно сделать генетический тест.
  6. Не затягивайте с походом к врачу, если чувствуете, что что-то не так.

Больше историй пациентов можно найти в книге «Силы есть», созданной в рамках одноименного образовательного проекта, инициированного компанией Nutricia Advanced Medical Nutritiin при поддержке Ассоциации онкологических пациентов «Здравствуй!».

Фото: Getty Images/HMI; из личного архива героини

источник

Диагноз мне поставили не сразу. У меня отягощенная наследственность: раком болела мамина сестра, бабушкина сестра. Они, к счастью, выздоровели.

Когда у меня обнаружили в груди уплотнение и врач сказал, что это просто нормальные возрастные изменения, я почувствовала беспокойство и продолжила обследование. Поэтому, когда через два месяца мне поставили диагноз «рак молочной железы», я уже была к нему внутренне готова.

Меня испугало, что лечение продлится долго, минимум полгода. Что я выпаду из своего активного образа жизни: я занималась спортом, у меня сын-спортсмен.

Но самый большой шок испытала, когда мне сказали, что отрежут грудь. Полностью, без вариантов. Вот в этот момент меня переклинило, я сказала мужу, что вообще не буду лечиться.

Я была уверена, что вылечусь, потому что есть пример выздоровевшей тети. Но грудь для меня — символ женственности, и потерять ее было страшно.

В итоге муж нашел врачей, я получила направление в Москву, где мне сделали операцию с реконструкцией. То есть удалили молочную железу подкожно и поставили импланты. Это удалось, потому что у меня была самая ранняя стадия.

Химиотерапию я переносила достаточно тяжело. Не знаю, с чем это связано — с моим организмом или с препаратами.

Когда меня спрашивают, чего ожидать от «химии», я говорю — ничего. Потому что каждый переносит ее по-своему. Кто-то сразу выходит на работу: «прокапались», день полежали, наутро — в офис. Я лежала по 3—5 дней, просто не могла встать с постели, было очень тяжело.

Сейчас существуют препараты, которые снимают побочные эффекты. Но только врач подскажет, как именно их облегчить. Я могу посоветовать разве что настраиваться на лучшее и быть внимательной к себе.

У меня были длинные волосы. Когда они «посыпались», я поняла, что не хочу их собирать с подушки или делать стрижку. Попросила дочку, чтобы она меня побрила, мы даже с ней сняли это на видео и выложили ролик в соцсеть.

Ничего страшного в этом я для себя не видела. Не боялась шокировать публику, не покупала парик, иногда крутила себе чалму. Однажды я приехала к сыну на тренировку, и охранник на проходной не хотел меня пускать внутрь. Спрашивал, куда я и к кому. Попросил показать документы. Это было смешно.

Мне кажется, более болезненно отреагировал муж: он плакал, когда я побрилась.

Для меня же это было символично. Вообще, мне кажется, когда женщина хочет что-то изменить, она делает стрижку. Вот я эти волосы ритуально сожгла с молитвами о выздоровлении.

Я быстро прошла все этапы от отрицания до принятия своей болезни. Спокойно принимала все тяготы химиотерапии, потому что у меня была цель — выздороветь.

И когда вылечилась, закончила последнюю капельницу, наступил этот страшный момент апатии, когда вроде бы все хорошо, но словно находишься в каком-то вакууме.

Это состояние длилось несколько месяцев, потом я пошла к психологу. С его помощью я и справилась с чувством полной бессмысленности. Не знаю, в какой момент оно прошло. Я просто посмотрела на свою жизнь со стороны. Увидела, что все-таки, даже если не ради себя, мне есть ради кого жить.

Очень поменялись отношения с мужем. Честно говоря, до диагноза мне показалось, что я с ним разведусь, что он мне чужой человек, что он меня не понимает. Что мы прожили 16 лет вместе и уже давно не родные, нас ничего не связывает.

Болезнь поменяла отношения, мы смотрим друг на друга иначе. Психолог мне помогла увидеть, что муж — не преграда к моему личностному росту, а он — мой ресурс, помощь и поддержка. Он везде ходил со мной, удивляя врачей. Когда было совсем плохо, он держал меня за руку. После операции двое суток просидел рядом.

Благодаря психологу я теперь не делаю ничего, если не хочу. Я стала проще относиться к быту. У меня был синдром отличницы, я считала, что все должно быть идеально. А потом поняла: не должно! Идеального вообще не бывает.

Мне было безумно сложно просить о помощи. Всегда думала, что просить — это унизительно. Я раньше таким человеком была: «все сама». Перфекционистка, и коня на скаку остановлю, и в горящую избу войду, и все такое.

Но когда физически оказываешься беспомощной, когда лежишь в кровати после химиотерапии, то просто не можешь обойтись без помощи.

Еще мне очень помогли разговоры с батюшкой в церкви. Он мне сказал: просить мешает гордыня. Просить — это не плохо, это хорошо, это нужно. Когда мы просим, то даем возможность другому человеку оказать нам помощь. Ему становится понятно, как именно он может помочь.
Я всегда думала, что просить — это унизительно. Но оказалось, это не так.

Очень помогли близкие, тетя, подруги. Некоторые знакомые звонили моему мужу и плакали. Но не надо этого делать. Если хотите поддержать заболевшего раком, нужно просто позвонить, сказать, что все будет хорошо. Слезы и жалость нужны меньше всего.

Люди, сталкиваясь с таким диагнозом близких, почему-то думают, что все должно поменяться, мир рухнет. Нет, можно вести обычный образ жизни. Более того, важно как можно больше в него вовлекать заболевшего человека. Я, например, ходила с подругой в театр, потому что очень его люблю.

Нужно находить повод для радости. Лечение длится минимум полгода, можно наконец заняться тем, на что раньше не хватало времени: выучить иностранный язык, научиться шить или вязать.

То есть максимально стараться разнообразить жизнь, не делать из болезни культ.

После операции меня сразу отправили к реабилитологу, который показал набор упражнений для рук, чтобы их разрабатывать. Они простые, но нужно делать их ежедневно.

Было тяжело, казалось, что рука уже никогда не поднимется. Было ощущение, как будто в ней натянуты канаты. Но все наладилось, через три месяца я уже пошла в бассейн. Ходила на лечебную физкультуру у себя в Твери, сейчас уже занимаюсь йогой, стою на голове, никаких ограничений нет.

Нужно заниматься, заниматься и заниматься. Упорно идти к своей цели, чтобы вернуться к полноценной жизни.

Спустя два года после диагноза, лечения и реабилитации я поехала на восстанавливающую программу в Грузию, организованную Благотворительной программой «Женское здоровье». Там с группой женщин, прошедших лечение от РМЖ работали психологи, арт-терапевты, тренеры.

Я смогла отключиться от повседневной суеты, рутины, погрузилась в себя, свои чувства и размышления. И приняла очень важное решение: не соглашаться на повторную операцию на груди, хотя мне и казалось, что она неидеальна, что можно сделать ее лучше.

Я поняла, что не хочу соответствовать стандартам, быть как те женщины с красивых фотографий в Инстаграме. Я поняла, что не хочу больше стремиться к идеалу, его достичь невозможно. Можно бесконечно переделывать себя, и все равно оставаться недовольной. Признаться себе в этом было тяжело.

В этой поездке я окончательно приняла и полюбила себя.

После всего пережитого я поменяла профессию. Я бухгалтер по образованию, и когда-то мечтала быть парикмахером, но мама сказала, что это не профессия, нужно что-то более практичное. Противился и муж. Сказал: я не хочу, чтобы ты трогала чужие головы.

А сейчас я стала мастером депиляции, и это мне безумно нравится. Я люблю работать с людьми, общаться, мне нравится, когда женщины видят результат, у них загораются глаза, они выглядят счастливыми.

Мне кажется, более позитивной, чем сейчас, я не была никогда. Я настолько наполненная, счастливая. Я вернулась в спорт. У меня стали лучше отношения с мужем, очень повзрослели дети.

Мой главный совет женщинам с РМЖ — верить, что ты будешь здорова. И верить в свои силы. Тогда они непременно появятся, чтобы все это преодолеть.

Благодарим Aviasales за помощь в подготовке материала.

источник

В течение года после постановки диагноза рак груди неуклонно прогрессирует. Соответственно, смертность в первый год при раке составляет около 10%. Онкологи для характеристики смертности при раке груди традиционно учитывают пятилетнюю выживаемость. Этот показатель характеризуется количеством женщин, которые выживают в течение 5 лет после постановки диагноза рак груди. Статистика по смертности при этом онкологическом заболевании свидетельствует, что показатели выживаемости во многом зависят от адекватности проводимого лечения. В частности, при правильном эффективном лечении в течение пяти лет выживает более 50% женщин. Без соответствующего лечения пятилетняя выживаемость при раке груди не превышает 15%.

По данным российской медицинской статистики, в нашей стране каждый год регистрируется 46 тысяч новых случаев заболевания раком груди. При этом по распространенности у женщин он находится на первом месте, занимая 19,3% в общей структуре онкологических заболеваний. Смертность от опухоли молочной железы занимает третье место после сердечно-сосудистых заболеваний и несчастных случаев. При этом рак молочной железы является основной причиной смертности женщин от онкологических заболеваний. Рак груди занимает 16,3% в структуре женской смертности от рака. Количество умерших от этой причины за последний год составляет 22,6 тысяч женщин, что соответствует показателю смертности 34 на 100 тысяч женского населения. При этом более 30% всех умерших от рака груди составляют женщины трудоспособного возраста, что обуславливает высокую социальную значимость данной патологии в нашей стране.

В нашей стране уменьшение смертности от рака груди является приоритетной задачей, решение которой поможет снизить смертность от онкологических заболеваний в целом. Международная статистика показывает, что регулярные маммографические исследования позволяют существенно снизить общую смертность от данной патологии. Например, по данным шведских онкологов, регулярное проведение маммографии с визитом к маммологу снизило вероятность наступления смертельного исхода на 30%. В то же время, американские статистические данные свидетельствуют о том, что скрининг онкопатологии молочной железы с периодичностью 1 раз в год уменьшает смертность на треть только у женщин младше 50 лет. У лиц старшей категории регулярная маммография не показала такого положительного результата. Несмотря на постоянное развитие в России скрининговых программ для выявления рака груди на ранней стадии, более 40% женщин впервые узнают о своем диагнозе только на 3-й или 4-й стадии.

При опухоли молочной железы выделяют четыре стадии, которые различаются по размерам онкологического процесса и его распространенности. Смертность увеличивается пропорционально с ростом стадии, на которой выявляется опухоль.

1 стадия характеризуется размерами злокачественного новообразования меньше 2 см. При этом раковые клетки еще не успели перейти на подмышечные и окологрудные лимфатические узлы. Статистика показывает, что если рак груди выявляется на первой стадии, то пятилетняя выживаемость составляет 70-95%.

2 стадия предусматривает размеры опухоли 2-5 см без распространения на ближайшие лимфатические узлы. Кроме того, ко второй стадии относится рак размерами не больше 2 см с обнаружением небольших метастазов в регионарных лимфоузлах. Эта стадия также характеризуется благоприятным прогнозом, так как в течение 5 лет выживают 50-80% женщин.

3 стадия характеризуется размерами узла свыше 5 см с поражением регионарных лимфатических узлов. Пятилетняя выживаемость на этой стадии онкологического процесса составляет 10-50%.

4 стадия представляет собой рак любого размера, при котором имеются отдаленные гематогенные метастазы в различных органах, таких как кожа, легкие, печень и так далее. Выживаемость в течение 5 лет не превышает 10%.

Десятилетняя выживаемость при раке груди

источник

Дмитренко Алексей Петрович

маммолог, онколог

Так люди загоняют себя в угол… Слабонервным читать не рекомендуется. Описанные ситуации взяты из моей практики и, к сожалению, регулярно повторяются. Пусть же чужой опыт да поможет кому-нибудь.

СТРАШИЛКА №1

Женщина прошла обследование. По результатам обследования врач сообщает, что опухоль в молочной железе является злокачественной опухолью и нужно обязательно лечиться. Женщина задумавшись и тихо проговаривая «Может быть… может быть…», уходит домой. Дома женщина замыкается в себе, никому ничего не говорит. Таится, а про себя думает: «А может, ошиблись? А может, оно само пройдёт?». Прикладывает к молочной железе капустный лист, винегрет засыпает в бюстгальтер – «…Оно же, вроде, помогает…». По прошествии некоторого времени на приём к врачу спешат уже близкие и родственники этой женщины. Ведь она «почему-то ведёт себя как-то не адекватно»: облегчается посередине квартиры и выбрасывает вещи с балкона. По рекомендации врача женщина с помощью родственников и надеждой на лучшее будущее проходит обследование. Но метастазы в головной мозг и легкие шансов не оставляют… Всё нужно делать своевременно.

СТРАШИЛКА №2

На приёме онколог-маммолог сообщает женщине деликатно и мягко (ах, как бы случайно не ранить!), что у неё «подозрение на злокачественную опухоль молочной железы» и нужно правильно лечиться. Но женщина не понимает (или делает вид) и не считает, что ей нужно лечиться! Тогда женщине прямо говорят, что у неё рак. Реакция женщины сногсшибательна: «Всё равно умирать, поэтому и лечиться бессмысленно»… Женщина ожидала, что она уже завтра умрёт. «Раз у меня рак, то уже завтра, в крайнем случае, послезавтра, я умру», – с железной логикой рассуждала женщина. И никто не смог уговорить женщину лечиться… Нет, она не умерла ни завтра, ни послезавтра, ни через год. Она живёт. Живёт с семьёй своей дочери. Только семья дочери на грани распада, так как домочадцы уже не могут выносить зловоние гниющей опухоли, которое пропитало воздух дома, мебель, стены, вещи. И никто из хирургов не берётся её оперировать, так как теряют сознание от запаха, да она и не хочет. Боится. У некоторых не хватает мужества сделать хоть какой-то шаг…

СТРАШИЛКА №3

Семейная чета привела на приём онколога пожилую и, по-видимому, серьёзно болеющую родственницу. Осмотрев пациентку, и, имея какие-то предположения, врач рекомендует обследование. Выйдя из кабинета онколога, пациентка заявляет родственникам, что «ничего она уже не хочет и её уже ничего не беспокоит, что от всего она устала» и требует сейчас же отвезти её домой. Слабо поуговаривав родственницу, сопровождающие, оправдывая себя, что «со своей то стороны они всё и так сделали», а про себя порадовавшись, что «не будет возни», все вместе отправляются домой. Проходит время… И вот на приёме онколога та же семейная чета. Они очень взволнованы и наперебой требуют что-нибудь сделать! Ведь оказалось, что «обследоваться мама категорически отказалась, и всё шло как будто бы неплохо, но вот как месяц она вообще с кровати не поднимается из-за сильных болей во всём теле и очень настойчиво требует от родственников себя исцелить». Но «исцелить» врачи не могут, так как диагноза нет. И необходимые исследования провести теперь уже не возможно. Онкологи не ясновидящие и по ауре диагноз не ставят. А поставить диагноз онкологический – большая ответственность, требует обоснованности, так как связан он с наркотиками. Поэтому в тяжелом положении семейная чета. Мечутся они без диагноза, нет единодушия в поликлинике и нет покоя дома от стонущей родственницы… Всё нужно делать своевременно. С диагнозом и наркотиками всем было бы значительно легче.

Читайте также:  Рак молочной железы 2 стадия прогнозы лечение

СТРАШИЛКА №4

Вот прошло 3 года, как женщина завершила лечение по поводу рака молочной железы. Всё позади. Многое уже забылось. Смелее уже смотрится в будущее. К тому же есть и пенсия по инвалидности. «Вот только, по-видимому, зря я целых два года выбирала соцпакет вместо денег», — размышлениями мучила себя женщина. «Целых два года каждый месяц 700-800 рублей теряла!», — укоряла она себя. «От соцпакета и льгот отказываюсь!», — решение принято, заявление написано. Через несколько месяцев при обследовании у женщины неожиданно выявляются множественные метастазы в позвоночник и другие кости. Но онколог спокоен, ведь есть лекарство, которое эффективно блокирует эти метастазы. Рука уже тянется к выписке рецепта на так необходимое лекарство… Но, как же так! Женщины нет в базе. «Я отказалась от льгот…», — обреченно вздыхает пациентка, уже понимая, какую серьёзную ошибку она совершила. «Может быть, я пока буду покупать это лекарство в аптеке!», — по пути домой думала она. Но это лекарство стоит от 5 до 12 тысяч рублей, и вводить его нужно ежемесячно пожизненно. Вернуть «льготу» можно будет ещё очень не скоро. Семейного бюджета надолго не хватило. Компрессионный перелом позвоночника, из-за разрушенного метастазом позвонка, обрекает женщину на пожизненный постельный режим без надежды на восстановление… Всё могло быть иначе. Иллюзия благополучия привела к преждевременным и неоправданным поступкам.

источник

Здесь не было ничего страшного – просто плановый осмотр у маммолога. У меня к тому моменту была мастопатия, но врачи сказали, это распространенная проблема у женщин после поздних родов. Вот я и не беспокоилась, ведь каждые полгода ездила на диагностику и принимала препараты. Плановые визиты в больницу продолжались на протяжении трех лет, пока в один «прекрасный день», ничего не объясняя, меня направили на биопсию. Обычно такую процедуру назначают при подозрении на онкологию. Я это знала, но все равно думала: с чего бы это про меня? Возможно, врачи просто перестраховываются.

Через неделю мне позвонили и велели ехать в клинику снова. Конечно, в такие моменты начинается легкая паника. Тем более, что в регистратуре карточку не выдали, а попросили сразу подойти к кабинету. Сидя под дверью, в голове прокручивала мысли: рак или не рак? А если рак, то какая стадия? Но стоп! Какой рак, если я была на постоянном контроле у врачей! Тем более, мне лечат мастопатию – это другой диагноз. Могу сказать, что ничего мучительнее ожидания у кабинета врача до этого в моей жизни не было.

Спустя минут десять меня пригласили в кабинет. В такие моменты начинаешь верить во все: в бога, приметы, в то, что надела счастливую одежду. Начинаешь всматриваться в лицо врача с надеждой увидеть улыбку и успокоиться. К сожалению, ни улыбки, ни приметы, ни религия не спасут, если тебе в лицо говорят: «Это онкология».

Знаете, каково это – на скорости 300 км/ч въехать в стену? Только при столкновении рассыпается в пыль не стена, а ваша жизнь. Невозможно понять, где выход из здания больницы: твоя голова на 200% занята одним – мыслью о том, что будет дальше. Ты не помнишь ничего, что говорил врач после диагноза. Просто смотришь в плакат на стене и не можешь произнести ни слова. Не хочется разговаривать с людьми и объяснять, что случилось. Хочется зашить рот, закрыть двери с окнами и дойти до дна.

Часть вторая. «Человеку с раком куда важнее найти ответ на вопрос «почему я», чем собраться с силами и начать бой»

Истерика закончилась, как только я приехала на операцию в онкодиспансер. Знаете, есть такое выражение – «белая ворона». На улице, в окружении людей тебе кажется, что ты со своим диагнозом – не такая, как все. Своей беспомощностью, неспособностью приготовить ужин ты испортила детство своим детям. Ты ущербный человек, «белая ворона» в обществе здоровых и крепких. Так вот, это ощущение исчезает, как только переступаешь порог палаты.

Здесь своя иерархия, есть счастливицы с первой-второй стадией (как позже оказалось, я была в их числе), есть третья, а есть четвертая с метастазами. Сложно было поверить, но в палатах не говорят о болезнях. Вообще. Обсуждают огороды, детей, разгадывают кроссворды, но о раке – ни слова. Не потому, что нечего сказать (совсем наоборот). Просто здесь этот диагноз становится частью тебя. Вы же не сообщаете всем, что у вас есть ноги, что на них по пять пальцев. Так и здесь никто не говорит, что у него опухоль. Это понятно, раз положили в больницу – понятно какая, если ты в маммологическом отделении. Причем, правило принимаешь и понимаешь без предупреждения, без просьб. Его даже правилом назвать язык не поворачивается. Это, скорее, что-то само собой разумеющееся. Ты попадаешь в мир, где все с такими же проблемами. Признаться, это помогает. Помогает понять, что это случается и с другими.

В палате легче пережить вопрос без ответа: «почему это случилось со мной»? Кто-то находит причину болезни в привычке мыть головы по воскресеньям и в несоблюдении поста. В таких случаях больные после лечения оказываются на коленях в церкви и в паломничествах по святым местам. Вместо того, чтобы менять образ жизни, вовремя ходить на обследования, правильно питаться, человек начинает молиться. Не могу ничего сказать: вера во время болезни помогает. Но она вас не прооперирует, не назначит химиотерапию, вовремя не отведет на обследование. Плохо, когда болезнь начинает восприниматься как наказание за что-то. Отвечая на вопрос «почему», ты перебираешь все странички жизни, вспоминая о плохих поступках. Согласитесь, каждый человек найдет в своей жизни хоть один такой проступок. Но только смертельно больной может сделать его причиной своей болезни. Получается, человеку с раком часто куда важнее найти ответ на вопрос «почему я», чем собраться с силами, сказать себе: «значит так надо» и начать бой.

Здесь же, в больнице, я поняла, что до этого мне ставили неверный диагноз: из карточки пропали все документы о мастопатии, задним числом были переписаны все заключения врачей, назначенные лекарства и дозировки. Осознавать это было тяжело: будто ты поменял билет на поезд, который попал в аварию. В этой катастрофе ты остаешься жив, тебя в тяжелом состоянии доставляют на больничную койку. И уже лежа на ней, постоянно думаешь: этого не случилось бы, если не менять билета. Обидно? Не то слово! Но это очередная ловушка, очередные поиски виноватых, очередной поиск ответа на вопрос «почему» вместо того, чтобы собраться.

Отдельно хочу рассказать про «собраться». Ни психологов, ни реабилитологов в диспансерах не было. В регистратуре, на уличных лавочках можно запросто увидеть рыдающего человека с листками в руках. Его никто не успокаивает, наверное, стараются даже не замечать: все и так знают причину слез. Знают, что такое рак, но совершенно не знают, что сказать человеку в такой ситуации. Сказать честно, с психологами у нас большая проблема – человек выходит из кабинета и остается один на один со своими проблемами. А дальше у больного или получается взять себя в руки, или помогают родные. А если никого нет… Думаю, суициды по этой причине – не редкость.

Операция прошла успешно. Через три недели меня отпустили домой. В этот момент я думала, что самое страшное закончилось. Как же я ошибалась! «Химия» – вот что предстояло пережить. Наверное, что-то похожее чувствуешь, если по венам пускают серную кислоту, которая прожигает все внутри. Успокаивает лишь одна мысль: если мне настолько плохо, значит, и остатки рака уходят, растворяются, а ради этого нужно терпеть.

Химиотерапия прошла успешно, наступила пятилетняя ремиссия. Это было лучше, чем выиграть все деньги мира в лотерею. Это значило, что рак ушел: я увижу внуков, побуду на выпускном у детей, выйду на работу. Да что там работа – жизнь продолжается! Это были мои счастливые годы: дети действительно поступили в институты, дочь вышла замуж, родила. Но вот только я… простыла.

Весной 2012 года у меня сел голос. Пошла в поликлинику к терапевту, к лору – месяц лечили ангину, кололи препараты, но ничего не помогало. Дошло до того, что одним днем я просто не смогла встать, не могла разговаривать и глотать. Я подозревала неладное, но успокаивала себя мыслью: врачи ведь поставили ангину (ничему жизнь не учит).

Осознав, что тяжелой пациентке не место в районной поликлинике, меня отправили в областную больницу. Нужно было слышать, как врач говорил с родными за дверью: «Они что, не видели, что голосовые связки не иннервируются! Здесь же часть глотки просто обвисла. Как это может быть ангиной?» И снова этот приступ гнева и обиды на врачей, непонимание и мысли, что все без толку – рак груди с метастазами не лечится.

Часто врачи в поликлиниках вовремя не назначают нужных обследований, а пациенты платятся жизнью. Конечно, всегда можно самому пойти в платную клинику и обследоваться. Но если ты живешь в маленьком райцентре, где из медучреждений – одна поликлиника, ты не можешь даже получить консультацию другого специалиста: его попросту нет. На весь район только один врач-онколог. Он же и гастроэнтеролог, он же и узист-рентгенолог. Естественно, можно поехать в город покрупнее, но ты еще попробуй получить направление, дождись очереди. Да, есть платные медцентры, но не у многих найдутся силы ехать за 100 километров, чтобы убедиться, что у тебя растет рак – все драгоценное оставшееся время ты будешь согласен на ангину.

Детям я позвонила только тогда, когда меня экстренно перевозили в Минск. Это был май, у них 27-го – день рождения. Я и так испортила им детство своей беспомощностью и болезнями. Понимала, что звонок неизбежен, но делать это хотелось в самый-самый последний момент… Когда они приехали, помогли мне выйти на улицу и хоть немного подышать свежим, не больничным воздухом. Потом помню, как меня погрузили в машину скорой помощи и пять часов везли до Минска: в Гомеле и области нет центров, где проводили бы такие операции. Родственников не пустили в машину побыть эту дорогу со мной: «Не положено, только врач. Родственников мы за свой счет в Минск возить не будем».

В РНПЦ нейрохирургии в Минске я узнала, что кроме головного мозга метастазы пошли в легкое и щитовидку. И снова от меня никто ничего не скрывал. И снова рядом не было человека, который подскажет, как быть. Поэтому я взяла в руки молитвенник. Знаете, я вспомнила свою панику в тот день, когда у меня нашли первую опухоль – пятнышко размером с горошину. Сейчас раком было усыпано несколько органов. Если раньше я была счастлива от понимания, что у меня нет никаких пятен, точек, затемнений, то сейчас просто просила Господа, чтобы они не росли.

Через неделю пришли результаты биопсии, и врач сказал, что опухоль операбельна. К тому моменту я не знала, радоваться этому или нет: христианские каноны не очень то одобряют вмешательство в головной мозг. А раз не одобряют, может ли все закончиться хорошо? Моя сестра убеждала в том же: «Если батюшка разрешения на операцию не даст, я заберу тебя домой и мы сделаем из тебя великомученицу».

Боялась ли я в операции? Безумно! Казалось, что хуже, чем сейчас, может быть только могила. С другой стороны, если хуже не будет, то что я теряю? Я все же отдала свою судьбу в руки нейрохирургов.

Часть четвертая. «Больные покрепче помогают тем, кто послабее. До операции помогали ходить тебе, а после операции – ты»

И снова по-старому: палата, в которой изнывает от жары восемь человек, узкие коридоры поликлиники, заполненные измученными больными, которые часами сидят в ожидании приема. Раз в час по этому узенькому коридорчику проносятся врачи с больным на каталке после операции. В этот момент нужно успеть увернуться, иначе рискуешь быть сбитым с ног. Очень интересное выражение в этот момент приобретают лица больных в очереди – каждый смотрит на пациента под наркозом и цепенеет. Думает ли в это время больной о нем? Скорее нет: в такие моменты каждый думает о себе.

Очень запомнился запах в коридорах: тошнотворный, невыносимый, удушливый запах больных людей, которые часами томятся в ожидании приема. Здесь нет сочувствия: тебя никто не пустит без очереди, даже если невыносимо плохо ждать. В очереди к онкологу в людях просыпается инстинкт выживания: здесь всем очень нужно, здесь всем очень плохо, поэтому или терпи, или… На деле вариантов не много.

В палатах ситуация не лучше. Больные покрепче помогают тем, кто послабее. До операции помогали ходить тебе, а после операции – ты. Те, кто оправился, кормят лежачих больных, водят в туалет. Персонала катастрофически не хватает, ровно как и коек, которыми заполнен просто каждый метр.

Возможно, кто-то думает, что онкологические корпуса заполнены родственниками больных? Это не совсем так. Со мной в палате лежала бабушка, ей было глубоко под 80. Так вот, сын дважды забывал забрать ее после выписки. Я думаю, она не одна такая. От многих женщин после операции уходили мужья. Стоит ли их за это осуждать? Я не была в мужских палатах и не слышала тех историй. Но, думаю, прав тот, кто сказал, что слабый пол – это мужчины.

Хуже больницы было только в хосписе, в который я попала спустя четыре года, когда опухоль разрослась настолько, что ни есть, ни пить, ни стоять сама я не могла. Да и не хоспис это даже. В 30-ти километрах от райцентра, где я жила, в крохотной деревне первый этаж больницы переделали в «паллиативное отделение», входя в которое понимаешь: здесь пахнет смертью.

Мне выдали инвалидное кресло, в руки дали бумажки и сказали ехать на второй этаж оформляться. Не знаю, что может быть хуже понимания, что сын катит в инвалидном кресле мать, которая еще вчера ходила сама. Потом предстояло час прождать в коридоре, пока медсестра откачивала местного алкоголика от передозировки. Признаюсь, в этот час я не выдержала, и впервые в присутствии детей просто зарыдала. Это были первые слезы за все время моей болезни. Именно сейчас я ничего не могла с собой сделать: я сидела в коридоре, смотрела на эти пластиковые двери с табличкой и прекрасно понимала, что больше с этой стороны их никогда не увижу. Да, тогда я думала о смерти.

Ко мне подошел сын, взял за руку и спросил: «Мама, тебе страшно?» Я ответила: «Да». Потом меня закатили в палату с тремя койками. Раньше при входе в палату с тобой здоровались, знакомились, но здесь не так: кругом обездвиженные люди, совершенно не реагирующие на происходящее, подключены к капельницам. Очень трудно сказать, какого возраста были мои соседки: здесь люди с такими болезнями, что о возрасте судить тяжело.

Читайте также:  Что такое рак молочной железы с распадом

На восемь палат лежачих больных работает только две женщины из медперсонала. Они переворачивают больных, моют, кормят… Хирург здесь один, посменно. Он принимает новеньких, назначает лечение, проводит все медицинские манипуляции. Мне не повезло: в день, когда меня привезли, его не было, поэтому катетер установили только спустя три дня. Чтобы через шприц, по трубке, доставлять еду сразу в пищевод. До этого я пыталась есть сама, но пищевод уже не работал, и все мои попытки вырывались с диким кашлем наружу. Если бы не капельницы, то за эти три дня я бы истощилась настолько, что наверное, умерла бы, так и не дождавшись хирурга.

В хоспис я попала летом, 13 августа. В палатах не было кондиционеров, поэтому родные просили временами открыть окна. Если честно, я не знаю, что хуже: изнывать от жары или испытывать омерзительное ощущение от того, что по твоему лицу ползают мухи. Они не дают спать, мешают есть… Принято считать, что предвестники смерти – это вороны, черные коты. Здесь для меня этим символом были мухи.

То, что происходит с мозгами здесь, сложно понять. Когда старик из соседней палаты ежечасно ползает к посту, почти рыдая от боли, и просит вколоть ему еще трамадола, твоя голова отказывается думать, что боль может быть настолько невыносимой, что даже сильный анальгетик не помогает. Вместо этого ты пытаешься себя убедить в том, что старик просто подсел на наркотический препарат. Наверное, так легче.

И снова здесь нет никаких психологов, волонтеров. Единственный психолог – это священник из местной церквушки, которого временами зовут родственники. Кстати о родных. Больные в большинстве своем одиноки, их никто не навещает. Есть те, к которым приезжают по выходным, но это единицы.

3 сентября ко мне, как обычно, приехал муж. Он мог день просидеть у меня: наверное, понимал, что скоро конец. В этот день он снова привез еды, салфеток, бутылочку с водой. Сел у кровати. Шесть, семь, восемь часов… Я просыпаюсь, а он еще здесь. В девять часов я посмотрела на него и кивком головы попросила уехать домой. Это были последние девять часов вечера в моей жизни.

Прошло больше года как Людмила Симонова, моя мама, умерла от рака. Борьба с этим диагнозом заняла десять лет жизни, причем, жизни не одного человека, а целой семьи. С 11 лет ты знаешь, чем лучевая терапия отличается от «химии», что такое метастазы и почему это очень плохо. Конечно, то, что довелось пережить мне, ни в какое сравнение не идет с теми муками, которые переживают онкобольные каждый день, но все же многое из ее жизни отпечаталось в моей: диагноз, лечение, реабилитация – все это было у меня на глазах. В какие-то моменты даже казалось, что все происходит со мной.

Как она умирала, я не знаю. После похорон постоянно хотелось приехать в ту деревню, в тот хоспис и спросить у медсестер, как это было. Но я не стал. Наверное, побоялся. Я тысячу раз пожалел, что оставил ее умирать в хосписе, когда началось обострение. Меня, здорового молодого человека, хватало на три часа в день, а потом я просто пулей вылетал оттуда. А ведь я-то могу бежать…

За все это время я понял одно. Когда ты умираешь от рака – это может быть не просто страшно или больно, но еще и унизительно. Что чувствует обездвиженный человек, когда вокруг него роем летают мухи? Это происходило и, уверен, происходит. В Гомельской области – в самом пострадавшем регионе от взрыва на ЧАЭС. В той же Гомельской области в районных поликлиниках сидят врачи, которые до упора могут лечить ангину, вместо того, чтобы собрать анамнез и отправить пациента на дообследование. Кстати, о нем. Для того, чтобы приехать на консультацию в НИИ онкологии и радиологии в Минск, нужно было собрать кучу бумажек у местных врачей, съездить в Гомельский онкодиспансер, чтобы переписать на диск результаты МРТ и КТ. При всем этом направления мне никто не дал: пришлось устно просить врачей.

Конечно, дообследование не гарантирует правильного диагноза и лечения: моей маме долгие годы лечили совершенно другую болезнь. Это затянуло время и, возможно, предрешило исход. На химиотерапии, на лучевые терапии каждый раз приходилось ездить за 150 километров в Гомель: в районных больницах таких процедур не проводят, потому что нет специалистов и оборудования. Думаю, не нужно представлять, что для такого тяжелобольного человека эти 150 километров. И хорошо, если на машине.

По прогнозам беларуских онкологов, в 2020-2030 годы число пациентов с впервые установленным диагнозом злокачественного образования увеличится на 92%. Это значит, если в 2010 году фиксировали 8,5 тысяч случаев, то в 2030 их будет 15,5 тысяч. Скажем прямо, у нас и с восьмью тысячами врачи едва справляются. Совершенно не хочется думать о том, какой будет ситуация через десять лет.

источник

В нашем журнале мы уделяем много внимания такому серьезному заболеванию, как рак, причем разным его видам. Мы не раз писали о том, для кого эта зараза представляет особую опасность и как ее избежать. Сегодня наши эксперты расскажут о раке молочной железы с разных сторон: здесь и истории из жизни, и красноречивые цифры, и советы врачей. Как же в России обстоят дела с лечением этого страшного недуга?

Сегодня рак молочной железы – проблема не только медицинская, но и социальная. Только представьте: ежедневно 47 детей остаются без матерей, которых забирает рак. В России уровень смертности от этого вида рака в 2 раза выше, чем в Европе. Есть над чем задуматься…

Татьяна Черторицкая
председатель общероссийской организации «Женский конгресс», Москва

Рак и жизнь: что сильнее?

– Много лет назад, когда работа «Женского конгресса» была на самом начальном этапе, в поисках работы к нам пришла девятнадцатилетняя девочка. И рассказала страшную историю хорошей и благополучной семьи: мамы, папы и троих детей. Почти 5 лет назад мама перенесла операцию, которую сделали сразу после того, как врачам удалось вовремя диагностировать рак молочной железы. Женщина оправилась, чувствовала себя хорошо. И вдруг – все началось сначала… Врачи отказались помочь, любящий муж занял деньги и увез жену в Израиль. Через год женщина умерла, и теперь девочка, старшая дочка, должна помогать отцу растить младших братишек. Я спросила, почему ее мама умерла, ведь операция прошла успешно. К сожалению, таких невероятно страшных историй много. Женщине было назначено правильное лечение, но почему-то те лекарства, которые она должна была получать от государства и принимать в течение 5 лет, она получала всего 3,5 года. Врач говорил, что прием препаратов уже не обязателен, и не назначил поддерживающую терапию. На самом деле это вина не только врача, но и всей нашей системы – женщина не попала в определенную финансовую квоту по предоставлению лекарств. А этого врача тоже контролируют, проверяют, как он распределяет финансовые средства. Но разве можно сравнивать необходимые на лечение денежные средства с теми, которые государству впоследствии будет необходимо выделять семье, которая потеряла маму.

Россия – женская страна. Но не столько по количеству женщин (их в России на 2–3 миллиона больше, чем мужчин), сколько по своей сути. Россия – Родина-мать! Но, к сожалению, женскому здоровью в нашей стране уделяется не самое большое внимание. А ведь во многом именно женщина отвечает за нравственное состояние и воспитание общества, а значит, и за будущее всей страны. Считается, что здоровье мужчины тоже в руках женщины.

Дмитрий Борисов
председатель Общественного совета по защите прав пациентов при управлении Росздравнадзора по Москве и Московской области

Здоровье женщины – в ее руках

– Существует более 15 разновидностей рака молочной железы. Сегодня каждый из них возможно диагностировать на ранней стадии, а значит, и вовремя сделать операцию, спасти жизнь. Кроме того, если человек пережил пятилетний рубеж после операции – можно говорить, что он здоров. Но эту границу у нас переступают только 57% женщин. И этот показатель ухудшается год от года. А в европейских странах и в Америке этот показатель равен 90%. Люди выздоравливают и продолжают счастливо жить с этим диагнозом. К сожалению, сейчас в России врачи, в частности онкологи, стали «бухгалтерами» и вынуждены при назначении рецепта считать, впишется ли он в бюджет, хватит ли отведенных средств. А все должно быть совсем наоборот: профилактика и лечение онкологических заболеваний – приоритетное направление в медицине. Особое внимание необходимо уделять тем видам рака, которые можно обнаружить на ранней стадии и на этом же этапе эффективно лечить.

Мы очень мало знаем о раке, поэтому он всегда является нежданным гостем

Есть решение:

Наше здоровье – в наших руках. Каждая женщина просто обязана оберегать себя от рака. Старайтесь каждые полгода ходить на прием к маммологу. При появлении болей в груди, уплотнений или опухолей незамедлительно обратитесь к врачу и сделайте УЗИ. На ранних стадиях любой вид рака молочной железы излечим!

Рашида Орлова
профессор кафедры онкологии Санкт-Петербургской медицинской академии

– Рак молочной железы – заболевание, хорошо поддающееся лечению. Тем не менее пятилетняя выживаемость женщин с данным диагнозом в нашей стране почти в 2 раза ниже, чем в развитых странах. И причина такой ужасающей российской статистики не столько в поздней диагностике, сколько в том, что основная масса больных из-за недостаточного государственного финансирования не получает необходимого и установленного международными стандартами лечения. В России современные высокоэффективные препараты доступны далеко не всем, врачи вынуждены использовать старые дешевые схемы, которые не гарантируют наилучший результат лечения. К сожалению, говорю это как уже много лет практикующий врач, не всегда наши знания и наши желания совпадают с нашими возможностями. Порой врач знает, какое лекарство необходимо назначить, но не может этого сделать, потому что государственных средств не хватает. И сказать больному название препарата врач не может, потому что в настоящее время онкопациенту запрещено самостоятельно покупать препарат. В данной ситуации врач как между двух огней: либо нарушает закон, либо – свои моральные принципы.

Основное решение проблемы – раннее выявление заболевания. Но чем лучше работает система скрининга, тем больше количество больных. Врачи должны быть готовы их лечить и лечить правильно. Ведь не существует отдельных, российских, стандартов лечения раковых заболеваний. Есть методы, взятые в мировой медицинской практике за основу. Женщине всегда помогают 3 специалиста: хирург, химиотерапевт и радиолог. Мы, врачи, призываем всех женщин старше 50 лет регулярно (раз в полгода) делать маммографию, а моложе 40 – УЗИ-диагностику. Только таким способом мы можем самостоятельно постоять за свое здоровье.

В России сложилась двоякая ситуация с ранней диагностикой рака молочной железы. С одной стороны, очень многие регионы в достаточном количестве снабжены маммографами, но с другой – специалистов, умеющих работать с данными, получаемыми с помощью оборудования, очень мало.

Как противостоять раку

1 Проводить скрининг и раннюю диагностику заболевания.
2 Правильно определять стадию и делать прогноз течения заболевания.
3 Ввести и придерживаться единых стандартов лечения.
4 Получать адекватное финансирование со стороны государства.

Внимание: без проведения профилактического послеоперационного лечения все усилия по выздоровлению больной раком молочной железы напрасны. А если пациентка прооперирована на ранних стадиях и проведено системное лечение, она вылечена.

Галина Корженкова
онколог-рентгенолог, старший научный сотрудник РОНЦ им. Блохина, эксперт Благотворительной программы Avon «Вместе против рака груди», к.м.н.

Рак в вопросах – ответах

? Как не упустить момент

– Регулярно посещайте врача-гинеколога – специалиста в области заболеваний молочных желез (не реже одного раза в 1–2 года). Регулярно проводите самообследование (прощупывание. – Ред.) молочных желез (не реже одного раза в месяц).

Женщинам моложе 35 лет, а также женщинам во время беременности и лактации (кормление) необходимо регулярно (даже при отсутствии жалоб) проводить УЗИ молочных желез (не реже одного раза в 3–6 месяцев).

Женщинам старше 35 лет необходимо регулярно (даже при отсутствии жалоб) проводить маммографические обследования (не реже одного раза в 1–2 года).

? Зачем нужно делать самообследование молочных желез

– Это метод, позволяющий контролировать состояние молочных желез в интервалах между посещениями гинеколога. Самообследование необходимо проводить систематически в первой половине месячного цикла на 2–3-й день после окончания менструации.

? Есть ли предрасположенность к раку груди

– Не все случаи рака обусловлены наследуемыми мутациями, а склонность к заболеванию не всегда передается по наследству. Это может определить только специалист. Желательно, чтобы решение о целесообразности генетического обследования принималось онкологом после тщательного изучения родословной. Необходимо подумать об обращении к врачу-генетику и о возможности генетического тестирования себя и своих родственников, имея в семье хотя бы 1 случай заболевания раком молочной железы.

? Что делать девушке, если у ее мамы был рак молочной железы

– Известно, что злокачественные заболевания молочной железы имеют наследственную предрасположенность. Это значит, что у женщин, имеющих родственников по женской линии, страдавших раком молочной железы, заболевание возникает несколько чаще, чем у других. Но это вовсе не означает, что рак молочной железы обязательно будет! Необходимо следить за своим здоровьем, регулярно посещать врача (гинеколога, эндокринолога, маммолога-онколога) и проводить дополнительные обследования, такие как УЗИ, маммография. Также необходимо встать на учет у онколога-маммолога на 10 лет раньше, чем возраст матери, когда было обнаружено заболевание, а также обратиться за консультацией к врачу-генетику и провести генетическое тестирование.

Внимание: обязательно пройдите УЗИ молочных желез или маммографию, если такие обследования были назначены врачом.

Могут ли особенности характера женщины повлиять на вероятность развития рака груди?
Марина, Москва

Ольга Рожкова
психолог, онкопсихолог, семейный психотерапевт, член правления Ассоциации онкопсихологов, эксперт Благотворительной программы Avon «Вместе против рака груди»

Может, проблема в голове?

– Нельзя говорить о том, что только наличие определенных психологических черт вызывает онкологические заболевания. Ведь рак – это болезнь «многих причин». Но психологический фон может создавать почву для того, чтобы заболевание проявилось (при наличии других причин в жизни человека).

Некоторые психологические особенности онкологических пациентов действительно прослеживаются. Еще во II веке нашей эры римский врач Гален отмечал, что женщины-меланхолики чаще болеют раком, чем женщины-сангвиники. Русские медики в XVII веке считали, что «дальняя причина рака есть долгая печаль». Современные исследования подтверждают, что у пациентов онкоклиник есть сходные психологические черты и установки. По статистике зарубежных ученых, в 75–80% случаев у таких больных выявляется склонность к депрессии, пессимистической оценке жизни, повышенной тревожности, низкой или неустойчивой самооценке. В их жизни часто прослеживается тенденция служения кому-то или чему-то (карьера, научные исследования, политическая идея, семья, любимый человек). Такие люди в жизни чаще всего ставят цели, связанные с потребностями других людей, а собственных чаще всего не сознают.

Еще одна черта – склонность переживать эмоции в себе, неумение открыто выражать враждебность или агрессию. Подавление реакций и чувств, которые могут обидеть окружающих, а также избегание конфликтов приводят к тому, что эта боль блокируется в организме, «разъедает» изнутри.

Все это может создавать почву для развития депрессивных реакций и формировать высокий стрессовый гормональный фон, который начинает угнетать иммунную систему организма. Иммунная система начинает работать с мощными перегрузками и не справляется с защитными функциями. Так постепенно истощается жизненный запас сил и создается возможность для развития онкозаболевания.

Важно:

Рак молочной железы – самое распространенное среди российских женщин онкозаболевание, более 23% от всех видов онкозаболеваний, поражающих прекрасную половину человечества. Будьте внимательны к себе и своему здоровью, не пренебрегайте регулярным посещением врача. Запомните: рак излечим, а раннее его выявление – залог успешной операции и продолжения жизни.

Рак в цифрах

300 тысяч человек ежегодно умирают от онкологических заболеваний.

Каждый день в России 47 детей остаются без матерей, жизнь которых уносит рак молочной железы.

Ежегодно в России более 52.000 женщин заболевают раком груди, более 22.000 – погибают от него.

50% всех пациенток – женщины активного возраста (до 59 лет).

В России каждый четвертый случай заболевания выявляется на поздних стадиях.

источник