После того как женщина поборола такую серьезную болезнь, как рак молочных желез, ей стоит кардинально пересмотреть и изменить свою жизнь и ее образ. Чтобы быстрее вернуться в обычный темп, следует заняться собой, правильно питаться, заниматься лечебными физическими упражнениями и больше радоваться жизни, не упуская второго шанса.
Каждая женщина больше всего боится этого коварного заболевания. Вылечить его очень непросто, а реабилитироваться еще сложнее. Поэтому жизнь после рака молочной железы должна быть полной и более внимательной.
Кто пережил рак молочной железы, должен более внимательно относиться к собственному организму и рациону питания. Жирная пища для них теперь под запретом. Очень полезным будет употребление следующих продуктов:
- Фрукты.
- Овощи.
- Зелень.
- Проростки пшеницы.
- Чай на травах или зеленый.
Нельзя употреблять алкоголь
Все эти продукты способны в несколько раз ускорить процесс восстановления организма, и выведут из него все негативные токсины, шлаки и т. д. Не рекомендуется пить алкогольные напитки, пиво крепкий кофе, поскольку они могут провоцировать появление вторичных опухолей и вызвать рецидив. Пшеница тоже может быть противопоказанной для тех, кто находится в группе высокого риска онкологических болезней.
Те, кто пережил рак молочной железы, должны помнить, что первые шесть месяцев нельзя поднимать любые тяжести, вес которых превышает 2 кг. Конечности нужно трепетно беречь от всех возможных механических повреждений. Под запретом также находятся процедуры естественного загара и солярия. По истечении двух недель с момента проведения хирургических манипуляций по извлечению опухоли и проведения химии, женщина должна ежедневно выполнять специальные упражнения, которые укрепят мышцы. Эта физкультура должна придерживаться около 1,5 месяца, а список движений и нагрузок предоставляет врач-онколог.
Большинство девушек, переживших рак груди, сильно начинают переживать и стеснятся того, что их молочная железа утеряна. Однако современные услуги пластической хирургии решают эту проблему с помощью протезирования. Реабилитация после рака молочной железы должна иметь психологические аспекты. Женщине лучше гнать плохие эмоции и мысли прочь, особенно о рецидиве. Если самостоятельно справиться с негативными эмоциями не выходит, то можно воспользоваться услугами психотерапевта.
Теперь все в руках женщины и только ей решать, как провести последующую жизнь. Главное, что ей необходимо помнить – ей удалось победить страшнейшую болезнь, поэтому ни к чему относится к себе критически. Сегодня существует огромное количество квалифицированных специалистов, которым под силу вернуть былую женскую красоту, пострадавшую из-за удаления новообразования. В результате лечения, может измениться количество женских половых гормонов. Этот фактор может существенно понизить либидо и тягу к интимным отношениям. Чтобы это не стало причиной раздоров с партнером, нужно откровенно разговаривать с ним на данную тему. Выслушав друг друга, пара быстрее возобновит сексуальные отношения и внесет в нее некоторые коррективы.
Очень сложно привыкнуть к новой внешности женщинам, которые пережили рак груди в молодом возрасте (20-40 лет). Отсутствие груди давит на них на психологическом уровне, ведь в такие годы люди начинают строить серьезные отношения и семью. В этом случае очень важно, чтобы близкие люди сумели поддержать и помочь женщине влиться в привычную жизнь и перестать критически к себе относится.
Она только что поборола страшное заболевание, но все еще слаба в психологическом и физическом плане. Организму понадобится много времени, чтобы восстановиться. Родственники должны отнестись к пациентке с пониманием, выслушивать, если потребуется, не перебивать. Если ей нужен будет совет или поддержка, она даст знать.
Люди, победившие рак молочной железы обычно становятся замкнутыми психологически уязвимыми людьми. Однако эта болезнь не выбирает себе жертву и поражает как обычных граждан, так и знаменитостей:
Зарубежная актриса Кристина Эпплгейт является одной из звезд, которая победила рак молочной железы. Она повергла болезнь в 2008 году. Многие могут помнить эту смелую женщину по кинокартинам «Пришельцы в Америке» и «Пережить Рождество». В возрасте 36 лет ей поставили неутешительный диагноз, но она справилась и теперь занимается благотворительностью в поддержке женщин, которые вынуждены также бороться с этим заболеванием.
Певица Кайли Миноуг пережила диагностированный рак груди в 2005 году. Ей пришлось отменить все концерты и начать незамедлительное лечение, которое в итоге оказалось успешным.
Голливудская певица Анастэйшан также столкнулась с этой страшной проблемой. Имея огромное желание помочь другим пациенткам, она дала добро на транслирование передач, которые снимали ее в процессе всей терапии. Будучи больной, записала альбом, который произвел настоящий фурор в 2004 году. А уже спустя пару лет она полностью избавилась от рака. Теперь занимается модой и выпускает коллекции одежды.
Популярная писательница страны Дарья Донцова так же как и вышеперечисленные звезды пережила и победила рак груди на последних его стадиях.
Эти люди нашли в себе силы перебороть болезнь и не потерять вкус к жизни. Так что победа над такой страшной болезни должна давать повод женщинам открыть себя для чего-то новое и испытывать только положительные эмоции.
источник
Ирина Боровова 45 лет руководитель Ассоциации пациентов «Здравствуй!» ремиссия 2 года
Люди по‑разному относятся к пережитому заболеванию. Есть те, кто пытается забыть лечение как страшный сон. А есть те, кто, пройдя через болезнь, решает сделать этот опыт важной частью своей жизни и помогать другим. Большинство таких людей становятся волонтерами. Ирина Боровова после лечения возглавила Ассоциацию онкологических пациентов «Здравствуй!», работает с врачами, фондами, законодателями и СМИ по всей стране.
Она всегда была очень общительная, энергичная, неравнодушная, но главное — могла и умела взять на себя ответственность за других.
Родив двоих малышей, пошла волонтером помогать в детском доме и почти сразу сказала мужу, что хотя бы одного ребенка оттуда надо забрать. Забрали и забеременели: рожать, конечно, всегда же мечтали о большой семье. С четырьмя детьми на руках 10 лет назад Ирина подумала, что другим людям в ее ситуации может быть очень тяжело и им нужна ее помощь. «Семьи с приемными детьми или детками с инвалидностью часто оказываются в изоляции. Вот мы и решили создать организацию, чтобы друг другу помогать». Организацию назвали «Наши дети».
«Конечно, ни о каком раке я в свои 40 лет не думала. Да и откуда ему взяться? Я столько детей родила и кормила всех, жизнь моя более чем активная, сидеть просто некогда, лишнего веса не было тогда, вредных привычек тоже. Это потом уже выяснилось, что у меня генетическая предрасположенность к раку молочной железы, причем, как и у мамы моей. А вот у дочки этого гена нет — мы ее проверили тоже». «Я борюсь за то, чтобы пациенты лучше знали о своем заболевании и о методах лечения, которые им нужны. Для этого наша ассоциация сделала сайт, издаем буклеты, проводим конференции, на которые приглашаем самых именитых врачей».
К этому убеждению Ира пришла потому, что два неверных врачебных решения дважды могли бы ее погубить.
Сначала хирург, который обнаружил у нее маленькую опухоль, хотел вырезать ее и ограничиться базовыми анализами и лучевой терапией, потому что стадия была ранняя. И эта тактика, скорее всего, стоила бы Ирине жизни, потому что опухоль была крайне агрессивная.
«Мне повезло, перед операцией я поменяла врача и попала к Александру Валерьевичу Петровскому. Он настоял на полном обследовании и всех возможных анализах». В итоге ей составили такой план лечения, что и до, и после операции была химиотерапия, таргетная терапия, всего 29 курсов — это очень-очень много, — и радикальная мастэктомия, причем двусторонняя, потому что при таком раке, как у Иры, вероятность развития опухоли во второй груди очень велика. Вторая же врачебная ошибка была, когда после операции ее направили на химию по месту жительства. Районный онколог посмотрел ее документы и сказал, что не видит смысла продолжать лечение — 4 курса позади, вот и отлично. И Ира запаниковала.
«Я пошла в Мосгордуму в платке, бледная и со всеми свидетельствами о рождении детей. Хлопнула документы на стол и сказала, что если вы меня не пролечите, я умру, и вы будете платить пенсию по потере кормильца всем моим детям», — наверное, я была очень отчаянна и категорична, а может, просто люди были нормальные, но лечение мне провели в полном объеме».
Борьба с врачами и чиновниками была выиграна. Но это Ира и ее темперамент, ее сила воли и желание жить, а многие другие пациенты поверили бы врачу и погибли бы. Поэтому сейчас такие вопросы пациентам в ее ассоциации помогает решать юрист. Когда лечение подошло к концу, Ире предложили возглавить всероссийскую Ассоциацию онкологических пациентов «Здравствуй!», при этом слоган выбрали самый емкий: «Будем жить!».
Наталья Лошкарева 49 лет ремиссия 4 года
Если описать Наталью Лошкареву в двух словах, то это эффектная и энергичная. Она успела пожить в Испании и на Канарских островах, вышла замуж по большой любви, родила и вырастила дочь Дарью, вылечила от рака маму.
«В последние годы работала все время руководителем, сама себе хозяйка. Никакой скучной офисной работы с девяти до шести. Поездки, встречи с людьми — я всегда жила интересно».
Вечером 25 мая 2013 года Наталья с мужем лежа смотрели фильм. Вокруг расположились домашние любимцы: дома у Лошкаревых живут шесть собак — померанские шпицы и чихуахуа. И вдруг муж, положив Наталье руку на ребра, обнаружил у нее под грудью что-то твердое. «Не выдумывай, это кость», — ответила жена, но все же решила осмотреть себя в ванной. Стоя ничего не прощупывалось. Но стоило Наталье лечь, она сразу поняла, о чем говорил супруг: под грудью ощущался шарик размером с виноградину. Стоя заметить его было невозможно, как и во время маммографического исследования. На следующий день Наталья ехала к маммологу.
Отсидела в очереди целый рабочий день и ворвалась в кабинет врача с почти торжествующим криком: «Я у себя рак нашла!» И услышала в ответ: «Наташа, это полная ерунда! У вас психопатия и канцерофобия». Добиваться УЗИ пришлось с боем: напористая пациентка сказала, что просто не двинется с места, пока ее не обследуют. Врач сдалась. «Вы не думайте, я в обморок не упаду, говорите все, как есть», — отреагировала Наталья на изменившиеся лица медиков во время ультразвукового исследования.
«Самое страшное, когда узнаешь диагноз, — пережить две недели обследований», — говорит Наталья. Она ходила по коридорам, смотрела на людей на каталках и периодически порывалась сбежать. Посетила штатного онкопсихолога, но легче не стало: по словам Натальи, психолог вывалила на нее сразу все подробности того, как она поправится на гормонах и облысеет от химиотерапии, а также призвала «не делать вид, что вы молодая девочка, и спуститься с небес на землю». Наталья уже задумывалась о том, что если стадия окажется серьезной, а лечение мучительным, не лучше ли «поискать рецепт какой-нибудь, чтоб уснуть и не проснуться».
Все изменила случайная встреча в коридоре онкоцентра. В очереди на диагностическую процедуру женщины обсуждали, что после мастэктомии плохо будет действовать рука, и гадали, каких еще ждать осложнений.
«И я вижу рядом девушку: в обычной одежде, накрашенная, с рюкзачком. Лет 35 ей, стоит, держит карту».
Незнакомка вмешалась в спор про отнимающиеся руки: «Вообще-то мне 10 дней назад удалили две груди, а сегодня я иду домой». — «Как же вы накрасились, оделись?» — «Руками, не голой же идти», — усмехнулась пациентка. И тут меня как по башке ударило. Вот передо мной человек — здоровый, веселый, красивый и домой идет! И ничего у нее не отвалилось. После этого мои метания прекратились: стала проходить все анализы и готовиться к операции. Решила, что буду жить и буду лечиться».
Перед операцией, признается Наталья, ее больше волновало, не как все пройдет, а что делать с длинными, до талии, волосами. В итоге в последний момент сбежали с дочерью в ближайший салон красоты и сделали прическу — заплели вокруг головы много тугих косичек, чтобы не нужно было ни мыть, ни расчесывать. Врачи сделали Наталье мастэктомию с одномоментной пластикой груди, руководил операцией заведующий отделением реконструктивной и пластической онкохирургии Владимир Соболевский.
Химиотерапию — курс из 6 циклов — Наталья переносила из рук вон плохо
«По пять дней после капельницы я просто жила в ванной комнате. Расставляла там тазики на разной высоте и лежала на теплом полу. Выворачивало наизнанку, казалось, все внутренние органы поднимались — но не рвало. Это было невыносимо». Потом начинался «гормональный жор»: зверский аппетит, и отеки были побочным эффектом премедикации гормональным препаратом дексаметазоном. Волосы Наталья впервые в жизни постригла перед началом химиотерапии: опытные пациентки предупредили ее, что у обладателей густых тяжелых волос жутко болит голова — ощущение такое, что каждый волос налился свинцом и тянет вниз. Заранее купила хлопковые шапочки всех цветов и фасонов и несколько париков.
«Когда волосы выпали и муж меня побрил, я сначала попробовала парик носить. А он такой колючий, такой неудобный! Тогда я придумала такую штуку, ее надо просто запатентовать. Съездила в торговый центр, купила резинки из волос — знаете, бывают такие, любого тона можно найти — разрезала их и подшила снизу к шапочке. Сделала так красиво, по‑разному их укладывала — мне даже другие больные не верили, что это просто шапочка!» Шапочек и пришитых к ним причесок было множество, Наталья тщательно подбирала образ, собираясь на очередной сеанс химиотерапии.
Потом волосы стали понемногу отрастать и оказались пепельно-белыми: «Всегда мечтала о таком цвете, но оказался совершенно не мой!»
Вскоре пигмент вернулся, волосы опять стали русыми. Еще через пару недель Наталья проснулась кудрявой. «Я все эти перемены воспринимала как подарок! Такие возможности для экспериментов, столько образов можно на себя примерить! Просыпаюсь, и — бах — кудри! Бах — у меня рыжие волосы!»
Потом была лучевая терапия — 25 сеансов, а через год — повторная операция, пластическая: нужно было поменять имплант и немного уменьшить здоровую грудь, что-бы не было асимметрии. Еще через полгода Наталья снова оказалась в больнице: все это время генетики пытались найти у нее мутацию и, наконец, обнаружили. На этот раз удалили молочную железу второй груди и яичники. «Когда мне делали вторую операцию, я познакомилась в больнице с Ириной Борововой, и мы решили создать ассоциацию «Здравствуй!». Идею подала лечащий врач. Она говорила: «Наташа, мы тут от вас устали, конечно, но вашу энергию нужно направлять в мирное русло!»
«Главное, чему научила меня болезнь, — не сдаваться, найти своего врача и полностью пройти весь этот тернистый путь лечения, — рассуждает Наталья. — И вы поправитесь, сегодня рак — не приговор!»
Утро Наталья начинает с прогулки в парке со своими шестью собаками, днем ездит по делам ассоциации, по вечерам ходит то на уроки балета, то на занятия сальсой. Недавно взяла с собой на танцы 72-летнюю маму, и она была в восторге!
Каждые пять минут у Натальи звонит телефон: кому-то нужна помощь, кому-то хочется посоветоваться, кто-то просто звонит обсудить новости и узнать, как дела.
«Знаете, почему я сейчас занимаюсь волонтерством, встречаюсь с людьми, участвую во всех конференциях, мероприятиях? Потому что я очень хорошо помню и понимаю, насколько нужны такие люди. Которые расскажут, что у них было то же самое — и они живут, и волосы у них отросли, и все хорошо. До сих пор помню лицо той девушки из онкоцентра и благодарна ей бесконечно. Она была реальная, живая и перевернула все мое мировоззрение».
Наталья Заботкина 46 лет ремиссия 3 года
О своем диагнозе, по словам Натальи, она предпочла бы узнать пораньше: когда опухоль обнаружили, она была уже около 2,5 см и росла в организме три-четыре года. В 2015 году Наталья работала в крупном проектном институте экономистом и жила обычной жизнью: дружная семья, хорошие подруги, родители-пенсионеры, взрослый сын.
О своем здоровье Наталья заботилась и к маммологу ходила регулярно.
Еще в 20 лет с небольшим ей удалили кисту из груди и рекомендовали наблюдаться каждый год, что она и делала. Но когда на очередном приеме сообщила врачу, что у нее увеличились лимфоузлы, тот не придал этому значения: «Воспаление». И выписал какие-то таблетки. «Лимфоузлы уменьшились, но стала видоизменяться грудь: «разделилась» пополам, как будто ее внутрь что-то тянет, втянулся сосок. Это, конечно, уже был не звоночек — это был набат».
Дальше были новогодние праздники, когда невозможно записаться к врачу, и долгожданный осмотр. «Врач с медсестрой так переглянулись, что я все поняла — и слезы сами потекли!» Пункция подтвердила предварительный диагноз.
«В тот же день вечером я позвонила двум подружкам и сыну, позвала их в кафе и объявила: «Будем отмечать начало моего выздоровления».
Посидели, было хорошо и весело. Когда приехали домой, меня накрыло — сдерживаться не было причин, стала рыдать. Сын утешал: «Ну что делать, мам, будем лечиться». Ему было 22 года. Пока я лечилась, он очень сильно повзрослел». Наталья прошла все обследования платно за неделю, чтобы не сидеть в очередях за направлениями и не терять времени. На это ушло примерно 50 тысяч рублей. На работе сказали: «Делай все что нужно!» — и закрывали глаза на опоздания.
В больнице пришлось проходить обследование заново, потом еще четыре недели готовиться к операции — принимать препарат, снижающий агрессивность опухоли. «Стало страшно — я боялась, что за четыре недели опухоль еще больше вырастет. Очень хотелось от нее поскорее избавиться! Но потом результаты гистологии показали, что препарат подействовал на опухоль, агрессивность снизилась, значит, все было сделано правильно». В конце апреля Наталью госпитализировали.
Накануне операции лежала и думала: сейчас я могу шевелить руками, как хочу. Могу тянуться, куда хочу, согнуться, как хочу. Потом такой возможности не будет.
Хотелось насладиться этой свободой движения». Вспоминать ночь накануне операции не получается без слез: «Конечно, я ожидала страшного. 20 лет назад я уже видела женщин после мастэктомии: огромные швы, которые выглядят просто чудовищно. Тогда удаляли грудь вместе с грудными мышцами — ужас». Наталья не знала, что сейчас операции проводят совсем иначе.
Мастэктомию сделали с одномоментной пластикой — сразу установили имплант. «На первой перевязке сняли пластыри, и доктор говорит: «Посмотри!» — «Потом, я сейчас не готова». — «Да посмотри, какая красота получилась!» Думаю: еще издевается. Встаю с кушетки, подхожу к зеркалу и вижу грудь, какой у меня в жизни не было! Я говорю: «Да вы волшебник!» Но ощущения после операции все равно были тяжелыми: рука действовала плохо, швы болели. Свое 45-летие Наталья встретила в больнице. Выходить на улицу врачи разрешили только через две недели после операции.
«А там такой большой двор, фонтан перед центральным входом, с левой стороны — огромный яблоневый сад. Я легла еще в апреле, а вышла — уже середина мая, очень тепло, синее-синее небо, солнце светит… И я начала плакать. Будто родилась заново».
Химиотерапия началась летом. Понимая, что волосы начнут выпадать, Наталья постриглась — сделала каре: «Очень мне хорошо было, народ похвалил. И я с новой прической встретилась с подружками в кафе». А дальше — сюжет фильма ужасов, вспоминает Наталья. Она пошла в туалет, поправила прическу — и прядь волос осталась у нее в руке. За ней вторая. Вечер был испорчен. Придя домой, Наталья заперлась в ванной и кое-как состригла волосы. Сверху надела заранее купленную хлопковую шапочку и легла в ней спать: кто-то из соседок по палате рассказывал, что у мужа может возникнуть отвращение к облысевшей от химии жене.
«А жарко ужасно: лето, июль. Так что терплю. Муж на меня смотрит: «Ты дура, что ли? Мы с тобой живем 25 лет, я тебя всякой видел». — «Такую не видел!» — «Снимай и даже не бери в голову!» Снял с меня эту шапку, в макушку поцеловал, и уснули спокойно».
Пока длилась химиотерапия, Наталья жила в основном у родителей: муж и сын работали, а пожилые мама и папа были целый день дома, заботились о дочери, выводили ее гулять и готовили еду. «Заставляла себя есть все». Химия давала о себе знать: тошнило, немели руки и ноги, казалось, что все мышцы перекручены. Доходишь от кровати до кухни — и силы кончились. Это частая проблема для пациентов во время химии — от тошноты и слабости они не могут есть привычную еду и теряют в весе. А от истощения выздоровление идет еще медленнее, поэтому врачи нередко рекомендуют специализированное белковое питание. В одной маленькой бутылочке, как йогурт, полезных веществ и минералов больше, чем в комплексном обеде.
Через год после первой операции назначили вторую: нужно было заменить имплант и сделать подтяжку здоровой груди. И в больнице Наталья познакомилась с женщинами из ассоциации онкологических пациентов «Здравствуй!». Оказалось, что есть пациентки, которые объединяются друг с другом, поддерживают, делятся опытом, помогают решать юридические проблемы, организуют реабилитацию и, главное, просто общаются. «Мы хохотали, болтали, шутили все время — на нас даже медсестры ругались!
Есть стереотип, что онкологический больной — это такое лысое существо, истощенное, в упадническом настроении или в депрессии.
А тут сидит целый коридор женщин — дородных, на гормонах, которые поняли, что жизнь продолжается и надо черпать ее полными ложками». Рак Наталья называет серьезным и коварным противником. Сейчас она и ее семья снова сражаются с этим врагом — у пожилой мамы 4-я стадия онкологического заболевания. «Я маме сейчас говорю: вылечить рак мы не можем, но договориться, чтобы жить с ним, мы попробуем. Может, со стороны это и глупо звучит, но работает же!» «Сейчас у меня очень насыщенная жизнь, много мероприятий, встреч с интересными людьми. Потому что завтра может не быть просто. Нам уже показали один раз, что надо пользоваться моментом и ценить каждый день».
Проводить самообследование рекомендуется раз в месяц, на 7−10-й день от начала менструации.
- Встаньте перед зеркалом, вытянув руки вдоль пояса. Проверьте, одинаковы ли обе молочные железы по размерам, форме и внешнему виду. Обращайте внимание на изменения формы, размеров, асимметрию, втягивание сосков, видимые неровности (выбухания или западения).
- Повторите осмотр, подняв руки вверх.
- Для обследования левой молочной железы положите левую руку за голову, пальцами правой руки надавливайте на молочную железу, по спирали прощупывая всю поверхность. Убедитесь, что в тканях нет уплотнений.
- Повторите осмотр, лежа на спине.
- Прощупайте сосок: сожмите сосок двумя пальцами и проверьте, нет ли выделений.
- Прощупайте подмышечные области, убедитесь что в них нет вздутий и опухолей. Любые изменения кожи (покраснения, втягивания, морщинистость и другие).
- Контролируйте массу тела — индекс массы тела (ИМТ) выше 25 и особенно выше 30 повышает риск заболевания.
- Добавьте физической активности. Согласно исследованиям ученых, 2−3 часа умеренной физической активности в неделю снижают риск рака груди на 9%, а 6 часов активности — на 30% по сравнению с неактивными людьми. Под умеренной физической нагрузкой при этом понимается: быстрая ходьба, плавание, игра в теннис в спокойном темпе, катание на велосипеде или лыжах.
- После 25 лет ежемесячно самообследуйтесь на 5−6-й день менструального цикла.
- Если в семье не было случаев рака молочной железы, проходите регулярную диагностику после 40 лет. Метод скрининга подберите с врачом.
- При плохой наследственности и высоком риске заболевания после 30 лет ежегодно делайте МРТ и маммографию. Дополнительно можно сделать генетический тест.
- Не затягивайте с походом к врачу, если чувствуете, что что-то не так.
Больше историй пациентов можно найти в книге «Силы есть», созданной в рамках одноименного образовательного проекта, инициированного компанией Nutricia Advanced Medical Nutritiin при поддержке Ассоциации онкологических пациентов «Здравствуй!».
Фото: Getty Images/HMI; из личного архива героини
источник
Сегодня у меня в гостях женщина, пережившая диагноз рак молочной железы. Она попросила не называть свое имя. Вот какую историю рассказала она.
Мне 44 года. Работаю я заведующей в детском саду с 2008 года. Ранее работала в Управлении по образованию и науке. Начала свою профессиональную деятельность с 18 лет с должности воспитателя в детском саду.
Диагноз рак был поставлен в октябре 2010 года. РМЖ. Болезнь пришла неожиданно и, как многие, я не поверила.
С 18 лет я наблюдалась у онкологов в местном диспансере. Обнаружили уплотнения в груди при прохождении медкомиссии для поступления на работу. В течении многих лет я пила препараты, назначенные врачами.
После рождения дочери в 24 года всегда беспокоила левая грудь. Наполнялась молоком, чувствовала тяжесть, были уплотнения. Очень сожалею, что тогда вовремя не сцеживала, было много хлопот с маленьким ребенком. Дочь была беспокойной, плохо спала, вернее до полугода спала по 15 минут. В то время автом. стиральных машин и памперсов не было. Муж на работе до позднего вечера, мама по-возможноти приезжала на помощь.
В декабре 2008 года я почувствовала боль в левой груди. Обратилась к маммологу. Было рекомендована операция по удалению узловой мастопатии. Но тогда я только приступила к новой должности. Чувствовала большую ответственность. Было интересно. Не просто с новым женским коллективом.
Что подумают обо мне, если уйду на больничный лист?
Я нашла нового маммолога, который являлся ярым противником оперативного лечения, хотя он доктор наук. Он регулярно брал пункцию, раз в полгода, и все вроде нормально. Как он меня успокаивал, ведь не всегда фиброаденома может превратиться в рак.
Но в 2010 году что-то меня насторожило. У меня мама погибла от рака в 2001 году в 53 года. Очаг так и не был найден. МТС в спинной мозг. Тоже отдельная история. Долго лечили остеохондроз, пока любимый человек не смог встать на ноги. Была прикована к постели полгода. Мучительно умирала. Прошло достаточно времени, но писать без слез не могу. ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО. Иногда думаю, может все-таки просмотрели опухоль в груди?? И это у меня наследственный рак??
Мама тоже всегда наблюдалась, делала УЗИ регулярно малого таза (ранний климакс, частые кровотечения) и т. д. Бабушка по материнской линии тоже погибла от рака матки в 76 лет. Мучительная смерть. Поэтому мама и обращала особое внимания на органы малого таза.
Перед поездкой в отпуск в сентябре 2010 года в Италию я пошла вновь в свой онкодиспансер, решила поменять своего доктора-альтернативщика. Сделала УЗИ, маммографию, пункцию из узлов взяли на цитологический анализ, сдала кровь на онкомаркеры- ничего не показало на ЗЛО. Поехала спокойно отдыхать, записавшись на операцию по приезду. Спасибо доктору Васильевой, которая настояла на операции. Убедила меня. Слава Богу я её услышала. Как -то ей не понравился мой сосок на левой груди. Он был втянут немного.
8 октября на операционном столе экспресс метод показал рак!! Я очень тяжело выходила из состояния наркоза. Рядом была родная сестра. Я настояла позвать врача и объяснить, почему мне так плохо. Оперировал меня зав. отделением по договоренности. Он и объявил мне диагноз. Я не поверила. Отправила в Москву в РОНЦ на Каширку на пересмотр свои стекла. Да и он сам мне посоветовал. Долгие дни ожидания. Спасибо моей подруге в Москве. Мне она много помогает до настоящего времени. Настоящий друг. С ней мы учились в пед. училище. ВУЗ она закончила в Москве, там и осталась.
При подтверждении диагноза я перестала кушать, меня тошнило, я не находила себе места. Никто меня не мог успокоить. Было полное отчаяние. Психолог в онкодиспансере тоже не смогла мне помочь, чувствовалось у молодого доктора куча своих проблем, вообщем практически мы поменялись ролями. Я ее переговорила. На все ее доводы у меня были ответы.
Только родная тетя, у нее нет своих детей, нашла ко мне ключ. Специально готовила для меня, приезжала кормила, гуляла со мной. Низкий ей поклон. Она мне раскрыла тайну, что у её двоюродной сестры (проживает в Баку) тоже рак груди. И она живет многие годы. Для меня было неожиданное удивление. Я немного успокоилась. Стала готовиться на вторую операцию. Долго решала, что делать: секторалку или мастэктомию. Грудь маленькая. Когда врач сказал, ладно, если вновь обнаружиться на следующий год удалим. Ну нет, подумала, я. И решила удалить полностью.
Очень сожалею, что тогда муж не дал возможности уехать в Израиль. Сделала бы одномоментную пластику. Сейчас это очень тяжело. Придется в два этапа.
Имунногистохимию делала в Москве. РМЖ Т2N0M0, гормонозависимый.
В Астрахани зав. отделением химиотерапией убедила меня, что химиотерапию мне не нужно. Назначила тамоксифен. Лучи тоже не нужны, потому что в верхнем наружном квандрате.
Через полгода я немного отошла от операции и поехала на консультацию в РОНЦ в Москву. Там мне назначили золадекс. Спасибо Вашей группе (группа «Рак груди это не приговор». Прим. авт.). Я многое узнала. В том числе и про золадекс при гармонозависимом раке, учитывая мой молодой еще возраст.
Еще раз спасибо за создание группы. В то время это была серьезная информационная и эмоциональная поддержка. Я понимала, что не одна с такой бедой. Город маленький, не хочется, чтобы многие узнали. Проще рассказать человеку, который тебя не знает.
Я быстро вышла на работу. Это тоже меня отвлекает от всех болезней.
Очень сожалею, что не прооперировалась, тогда в 2008 году, может и смогла бы избежать беду.
До болезни я всегда хотела быть везде первой, лучше всех. Переживала остро все проблемы дет. сада, работала до 22 ч, не жалела себя и требовала такого отношения к работе всех сотрудников.
Конечно, были конфликты, было много неприятностей, борьбы, я судилась с поварами, требуя, безукоризненной дисциплины (отсутствие воровства).
После болезни я многое поняла. Быть первой не обязательно. Никто и не вспомнит тебя, если вдруг тебя не станет. Незаменимых нет. Теперь я спокойно, во всяком случае стараюсь, относиться к работе. Жалею себя. Вот и сейчас нахожусь на больничном листе. ОРВИ. Правда тяжело протекало. Высокая интоксикация организма.
Стараюсь меньше спорить и ругаться со своим мужем, да и со всеми. Решаю все мирным путем. Стала немного хитрее. Наверное заставила жизнь.
Стала активно посещать бассейн. Для руки нам необходимо. Йогу, правда, полгода уже пропустила. Ругаю себя. Надо исправляться. Делаю аппаратный лимфодренаж. Спасибо, Вам, увидела на фото.
Меньше стала уделять чистоте и уборке дома. Ранее изматывала себя ген. уборками. Придерживаюсь здорового питания. Не скуплюсь на фрукты. Вообщем стала больше себя любить и ценить каждую минуту.
Хочу всем пожелать участникам блока никогда не отчаиваться и любить себя.
Помог мне док. фильм «Антирак» Екатерины Гордеевой на НТВ и книга с одноименным названием американского врача.
Да, я забыла у меня 8 октября 2010 года было проперирована 2 груди. В правой подтвердилось фиброаденома. И сейчас опять выросла. Меня это беспокоит. Пойду на контроль в марте. Раз в полгода, пока есть возможность, я делаю ПЭТ в Москве. В мае показало накопления вещества в области послеоперационного рубца. Вновь пережила страх. В Астрахани иссекли. Слава Богу, гранулема.
Доброго Вам и Вашей семье здоровья на долгие годы.
источник
Я заболела в 2013 году. До этого шесть лет уже лечила маму от того же диагноза — рака молочной железы. Врач меня предупреждал, что я в группе риска, я знала, что особенно пристально должна следить за своим здоровьем.
Каждые четыре месяца обследовалась и думала, что иду на опережение, думала, что даже если что-то найду, то на ранней стадии. Но рак — вещь коварная, которую очень трудно подловить. Он себя на ранних стадиях никак не проявляет.
Когда я узнала о диагнозе, то была к нему морально готова, но все равно это был стресс. Пока врачи выбирают тактику лечения, ты находишься между небом и землей. Ждешь приговор: операбельный ли рак, есть ли у тебя шансы. Мне врач сказал, что операбельный.
Методик много, в зависимости от стадий и видов рака груди. Кого-то начинают лечить с лучевой терапии, потом операция, потом химия. Кому-то химией немного уменьшают опухоль, потом удаляют, потом назначают лучевую. Кому-то целый год делают химию, уменьшают опухоль, только потом ее удаляют и назначают лучи. Методы разные даже при условии одного и того же диагноза, потому что организм каждого индивидуален. Вовсе не обязательно, что каждый проходит операцию-лучи-химию именно в таком порядке, как я. У каждого по-своему.
Надо, чтобы врач и пациент были союзниками. Конечно, пациент, узнав о диагнозе, начинает метаться, искать информацию в интернете, слушать советы некомпетентных людей… Здесь очень важна роль врача. Только когда врачи готовы потратить достаточно времени для того, чтобы донести до больной все нюансы, процесс лечения может идти нормально.
Я не знала, к кому обратиться за помощью. Мне было очень страшно, я сама себя вытягивала из отчаяния, сама все узнавала про заболевание. Но мне помогло то, что у меня был опыт лечения этой болезни с мамой. Я подумала, что другим людям, которые впервые с этим столкнутся, будет очень тяжело. И примерно тогда же впервые возникла мысль о создании волонтерской организации, которая бы объединяла людей, борющихся с этим заболеванием.
Химиотерапия — это постоянные капельницы с очень мощными ядовитыми жидкостями, которые убивают и хорошее, и плохое без разбора. Они убивают все. Полностью выпадают волосы, страшно тошнит. Я пять дней просто жила в ванной и туалете. После пятого дня начинаешь немного оживать — оказываешься в состоянии немного попить или даже съесть яблоко. При химии понимаешь, что тебя травят ядом. Но, к сожалению, другого лечения против онкологии нет. Более 100 лет — и ничего не изобрели!
Сейчас принципы лечения больных, особенно гормонозависимым раком, существенно изменились. Назначается нетоксичная таблетированная гормонотерапия на длительное время. Иногда на годы. При этом пациенты могут вести обычный полноценный образ жизни.
Химиотерапия — испытание очень-очень тяжелое. Обязательно должны поддерживать друзья, семья. В одиночку справиться невозможно.
Я не позволяла себе расслабляться, потому что и моя мама еще проходила лечение. Я должна была подстегивать ее своим примером. Иногда я плакала, хотелось себя пожалеть, но у меня была сильная мотивация. Меня заряжали энергией муж и дочка, которые говорили: «Нет, мы тебя не отпустим, мы хотим, чтобы ты была с нами». Меня поддерживали и друзья. В больнице ко мне все время приходили люди. Я знала, что должна идти дальше, я уже вступила в эту битву, приняла решение, раз я сделала операцию, то теперь я буду делать все, что говорят врачи. Но во время прохождения химиотерапии случались и у меня моменты, когда хотелось сдаться. Очень сильно накрывает ночью, ты думаешь, что жизнь — боль, проще все взять и бросить.
Лечение не должно быть тяжелее болезни. Мы должны не только продлить жизнь, но и сохранить ее качество для пациента. И к счастью, такие возможности на сегодняшний день есть. Теперь появляются новые лекарства, так называемые таргетные препараты, то есть препараты целенаправленного действия. В отличие от традиционной химиотерапии, они нацелены только на молекулярные поломки в опухоли.
Когда я ходила к своему химиотерапевту, я видела у нее отдельную стопку историй болезни. Однажды я спросила, кто эти люди. Она ответила, что это те пациенты, которые пришли, прошли один курс химии и больше не возвращались, неизвестно даже, живы они или нет. Я была шокирована: «Как? Вы им не звоните? Не узнаете?» Врач мне ответила: «У них нет мотивации. От кого-то ушел муж, у кого-то уже выросли дети и живут отдельно. У женщин в 40-50 лет, столкнувшихся с раком, нет сил переносить все эти испытания. Их ничего не держит, к сожалению, мы так загружены, что не обзваниваем их».
В тот момент мне стало абсолютно ясно, что мы должны объединиться и помогать друг другу — тем, кому тяжелее, кто остался один, у кого страхи жуткие. Эти женщины не должны оставаться в вакууме одиночества, не должны бросать лечение и погибать.
До болезни я всегда работала на руководящих постах, у меня была очень интересная и насыщенная жизнь, как мне казалось.
Эта болезнь меня остановила и показала, что жизнь коротка, глупо тратить ее на ненужные вещи. Мы все в мегаполисе как белки в колесе: не видишь, где лето, где зима, где осень — ничего не видишь. Я решила, что хочу заниматься волонтерской деятельностью, помогать людям.
Когда я прошла все эти испытания, мы с Ириной Борововой (она тоже перенесла рак молочной железы) решили создать организацию «Здравствуй» — это Ассоциация онкологических пациентов. Она у нас волонтерская, абсолютно все делаем бесплатно и бескорыстно. Мы создали несколько чатов и групп в соцсетях, объединили людей, которые сейчас борются с онкозаболеванием.
Такая поддержка очень важна для тех, кто только входит в эту борьбу. Мы приходим в больницы к пациентам, которые ждут операции или только что прооперированы — рассказываем про наш опыт, показываем свои шрамы. Человеку, когда он только в начале пути, важно убедиться, что дорога преодолима, что есть смысл по ней пройти. И люди, глядя на нас, вступают в борьбу с раком. У нас круглосуточно идет переписка, можно позвонить и днем, и ночью — и мне, и Ирине, мы всегда ответим, поддержим. Телефон горячей линии: 8 (800) 301-02-09
И всем, кто сейчас это читает, я хочу сказать: рак — это не приговор. На какой бы стадии его ни обнаружили, это не конец! Сейчас медицина так ушла вперед, что если выполнять все предписания врачей, то можно очень качественно и долго жить, радоваться полноценной жизни. Просто не бойтесь. Приходите к врачу и начинайте лечение, ничего не откладывайте на завтра. А мы вас подхватим и поддержим, и вы справитесь так же, как справились мы.
источник
Ежегодно, по данным ВОЗ, от рака груди во всем мире умирает около полумиллиона женщин. Чтобы обнаружить заболевание на ранней стадии, женщинам после 40 лет рекомендуют ежегодно делать маммографию. Елизавета Ангелевич рассказала «Афише Daily», как победила рак.
У моей мамы был рак молочной железы четыре года назад. Она сама обнаружила у себя опухоль — уплотнение в груди. Пошла к маммологу в Москве, и когда опасения подтвердились, сразу поехала в Германию. Я тогда жила в Англии, и она ничего не сказала мне о болезни, чтобы я не волновалась. Просто сообщила, что переезжает. Для нашей семьи в этом нет ничего особенного: мама жила в разных странах, много путешествовала по работе и для удовольствия. Но потом мама переписала на меня все наше имущество. Вот тут я запереживала. «Мама, что случилось?» — «Я заболела и плохо себя чувствую, мне тяжело сейчас следить за вещами, банковскими делами и работой, поэтому я на тебя все переписываю — сама разбирайся».
Поскольку эта болезнь у всех протекает по-разному, то понятие стадий врачи не применяют. Но можно сориентироваться: есть начальная стадия, когда опухоль до одного сантиметра, потом, когда больше, но еще без лимфоузлов. Потом вторая А — когда один лимфоузел задействован, вторая Б — это два или три лифмоузла. На третьей поражены все лимфоузлы вокруг. На четвертой появляются метастазы. У моей мамы было предметастазное состояние. У нее вся грудь была поражена.
Химиотерапия на нее так хорошо подействовала, что опухоль рассосалась. После первой операции ей удалили только маленький кусочек, где была опухоль. Молочную железу не трогали. Но потом на всякий случай решили сделать вторую операцию, и, чтобы рак не вернулся, удалили грудь и поставили импланты. Мне кажется, что они сейчас такого хорошего качества, что и сам человек разницы не чувствует.
Моя мама выздоровела. До болезни она контролировала все: не дай бог выпить лишний бокал вина, не дай бог проспать тренировку в 7 утра. Она никогда себе не позволяла отступать от режима, съесть лишнего. Сейчас она совсем другая — намного раслабленнее и веселее, ей хочется везде ездить и все смотреть.
Мама начала гонять меня на регулярные обследования, и раз в полгода я делала УЗИ. Тогда мне это не нравилось, но теперь я думаю, что обследование надо проходить каждому человеку.
В прошлом году на одном из осмотров у меня нашли опухоль. Маленькую, где-то один сантиметр. Сделали биопсию — это когда шприцем протыкают грудь и берут пункцию из опухоли. В заключении, которое написала лаборатория, опухолевые клетки были, но при этом непонятно, какого типа. Мама подумала, что российская лаборатория ошиблась. Мы поехали в Германию. Сделали маммографию. Врач сказал, что в моем возрасте (тогда мне было 25 лет) невозможно, чтобы у меня был рак, а вот доброкачественные опухоли — норма. Мы расслабились и забыли об этом на два месяца.
В это время я планировала путешествие по миру — год копила деньги, нашла волонтерскую организацию, где должна была преподавать английский. За пять дней до вылета, когда я уже собрала чемодан, мама попросила приехать еще раз в Германию на обследование — для ее спокойствия. Опухоль уже разрослась, рак пошел в лимфоузлы. Врач сказал, что все выглядит очень плохо, — нужно лечиться.
Когда говорят, что у вас рак, то первое чувство: внутри все опускается, мир рухнул. Но потом ничего. Я в этот же вечер сходила на свидание, чтобы отвлечься. Прекрасно провела время. Потом, когда у меня уже выпали волосы, я сказала этому мальчику: «Прости, я не могу с тобой видеться, потому что у меня уже выпали волосы. Давай увидимся, когда отрастут». И мы с ним переписываемся раз в месяц, он спрашивает, в силе ли наше свидание.
Лечащий врач рассказал мне про наш план. Во всем мире есть только одна химия, которая применяется ко всем больным раком груди. Сперва раз в три недели так называемая EC — это тяжелая химия, ее нужно пройти четыре раза. Потом раз в неделю на протяжении трех месяцев — таксол. Это уже полегче. Потом делают операцию, закрепляют эффект радиацией. Но все зависит от результатов. Если химия не работает, то курс прерывается и тебе делают операцию, могут удалить грудь.
Первое, что мне нужно было сделать до начала терапии, — заморозить яйцеклетки, потому что после лечения был риск остаться бесплодной. Две недели я делала себе гормональные уколы в живот. Это не больно, но странно и страшно. Мои яйцеклетки — по ощущениям — росли: у меня живот раздулся, было неудобно ходить. Потом 15-минутная операция — и готово. После нее за один день я сдала все возможные анализы. Мне вводили контрастную жидкость и сканировали все тело, чтобы увидеть все раковые клетки и есть ли метастазы. Опухоль пометили металлическими скобами, чтобы затем следить, как она уменьшается, и чтобы, если она от химии рассосется, знать, какую часть ткани удалять на операции.
Химия — это капельница, но ее вводят не в вену на руке, а через порт — пластиковую коробку в районе ключицы — в вену, которая идет к сердцу. Во время каждой процедуры кожу протыкают специальной иглой, в которую уже вставляют капельницу. Поэтому следующим этапом мне установили порт. Это тоже операция, под местным наркозом. Тебя отгораживают ширмочкой, чтобы ты не смотрел и не боялся, но разговаривать с врачом можно. Он тебе рассказывает: «Вот я тебя разрезаю, вот ищу вену к сердцу. О, нашел! Вставляю трубку». А тебе правда очень хочется говорить, потому что под наркозом кажется, что все классно, проблем не существует, — великолепно просто.
На следующий день ты уже приходишь на первую химию. Таким образом от диагноза до лечения проходит около трех недель, но в клинике стараются сделать все максимально быстро. У нас даже было так, что для выставления счета мне не хватало одной бумажки, но это не повлияло на начало лечения: принесите, когда хотите, заплатите, когда можете. Немцы вообще не требуют бумаг и доказательств — всегда идут навстречу. К примеру, я получала вид на жительство. Объяснила сотруднику, что мне нужно лечение. Он воспринял это по-товарищески: «Ой, ты бедная, давай я сбегаю соберу все бумаги, поскольку ты не говоришь по-немецки я сам тебе все оформлю, я за тебя позвоню во все учреждения и все сделаю». И так было во всем.
Германию мы выбрали еще и потому, что, как ни странно, с израильским паспортом здесь дешевле, чем в Израиле. Все лечение стоило в пределах 5 тысяч евро, я себе на поездку и то больше отложила. Деньги у нас были. Уложиться можно было бы тысяч в 20 евро — достаточно машину продать.
За сутки до химии нельзя есть. Считается, что так меньше будет тошнить. Хотя теоретически единственное, чего нельзя во время лечения, — грейпфрутовый сок (я не знаю почему), все остальное — по самочувствию. Хочешь кури, хочешь пей — все что хочешь. Просто ничего особенно и не хочется.
Зона, куда все приходят на химиотерапию, похожа на спа: большие кресла, свечи и аромолампы. Пациентки собираются примерно в одно и то же время, все в хорошем настроении, потому что каждая химия — это минус один пункт в плане лечения, это ближе к выздоровлению.
Девчонки, в основном, правда, всем по 50–60 лет, обсуждают, у кого какие симптомы и кто как себя чувствует. Если сидеть не хочется, то можно гулять с капельницей по всей больнице. Да, немножко подташнивает и голова мутная, но ничего сверхъестественного или ужасного.
Чтобы у меня не выпадали волосы, я решила во время химиотерапии делать «охлаждающую шапку». Это новая технология, ей всего два года. Шапка большая и подсоединена ко всяким датчикам, так что с ней уже не погуляешь. Ее надеваешь за полчаса до химии и снимаешь через два часа после ее окончания, то есть где-то семь часов ты сидишь в ней. Это самое ужасное. В ней адски холодно, прям так холодно, что это хуже любой боли, вообще чего-либо: нельзя побегать или попрыгать, чтобы согреться. Ты сидишь и замерзаешь. Я сделала две процедуры, и у меня все равно выпали волосы. Моей подруге шапка, правда, помогла, но и она больше шести раз не выдержала.
Через два часа после EC, когда уже пришел домой, тебе становится нереально плохо. Ужасная тошнота, но тебя не рвет, сильно болят голова и мышцы, обезболивание не действует. Заснуть не можешь. Но через несколько дней все проходит.
Через неделю начинается как бы менопауза. Организм считает, что он умирает, и отбрасывает все ненужные функции — репродуктивную в первую очередь. Случаются приливы: когда тебе сперва нереально жарко, потом нереально холодно. Это достает.
После EC начался курс таксола. Его капают раз в неделю. Я пришла в клинику, приготовившись, что вот сейчас, как обычно, после процедуры мне станет плохо. Но не стало. Тошноты никакой, напротив, хочется есть и спать. После первого таксола я проспала сутки, но потом привыкла и спала как нормальный человек.
Меня все время тянуло на хлеб и сладкое. Голод жуткий, но есть можно сразу на химии — и все так и делают. В итоге за EC я потеряла 10 кг, а на таксоле их набрала.
Моя мама считает, что человек обязан радоваться всему и делать то, что нужно делать. Мы с мамой друзья, но при этом мне не нужна ее поддержка. Мне вообще не нужна поддержка — я и сама нормально справляюсь. Я всегда рада видеть своих друзей, очень их люблю — ко мне почти каждые выходные кто-то приезжал. Но мне не нужно, чтобы кто-то рядом со мной сидел, смотрел в глаза и за руку держал. Мне нужно, чтобы меня развлекли, ну в бар сводили, например.
Когда лечишься, ты не думаешь постоянно: «О боже! У меня рак!» Нет, ты живешь своей обычной жизнью, просто время от времени приходишь на процедуры. Это входит в привычку.
Лечиться я начала в октябре, а с ноября пошла на курсы немецкого — так что четыре часа в день я учу язык. Дневник тоже веду на немецком, чтобы практиковаться.
Я много занимаюсь спортом, и химиотерапия никак на тренировки не повлияла. Сейчас я увлекаюсь кроссфитом. Тренеры все знают, что я делаю химию, но если бы я не сказала — никто бы и не заметил. С мышцами ничего не происходит, можешь быстрее уставать, если целый день по городу гуляешь, но ты не немощный, тебе не хочется лежать целый день. Просто мне обычно хотелось спать не в 11, а в 9 вечера.
До химии я не думала, что волосы — это важно. Подумаешь, заново отрастут. Когда они выпали, я даже обрадовалась — хоть в охлаждающей шапке мучиться не буду, с прической возиться не надо: надел шапку или платок — и хорошо. Но через какое-то время стало тяжело.
Например, когда мужчины перестали смотреть на меня как на женщину. Я привыкла, например, что прихожу в кафе, а там официант молодой. Я ему говорю: «А принесите мне это». А он мне: «Да, я принесу вам это побыстрее и еще дам конфетку к кофе». Я не специально, я так общаюсь. А теперь заигрываешь, а обратной реакции никакой. Обидно.
Я все время ходила в шапке и чувствовала, что люди смотрят и думают: «Почему ты в шапке?» Парик я купила только месяц назад, потрясающая вещь. Раньше о нем не подумала только потому, что мама сказала, что он жаркий и не удобный.
Тяжелее, чем волосы, отсутствие бровей и ресниц. Брови я все время крашу. Без них или если вообще смыть макияж, я становлюсь похожа на… как-будто у меня рак.
За время лечения я путешествовала только два раза. На рождество ездила к другу в Ганновер. Это далось с трудом, для путешествий ты все-таки очень уставший. На Новый год я хотела поехать в Мюнхен. Но мне сказали, чтобы я дома сидела, потому что уровень лейкоцитов — иммунных клеток — был очень низким и высок риск подхватить любую болезнь. Я позвонила другу: «Вот как мне плохо. Я одна на Новый год, все поедут в Мюнхен, а я нет». Он приехал на следующий день, но первое, что сказал: «Я так болен, пойду в аптеку, куплю ингалятор». Естественно, я заразилась.
Болеть раком очень странно. Вообще-то, ты знаешь, как ты болеешь, ты болел сто раз за свою жизнь — ты знаешь, что насморк проходит за пару дней. А тут проходит неделя, а насморк как в первый день.
Еще меняются вкус еды и запахи. Некоторые продукты перестаешь любить. Мне кажется, мозг просто какие-то странные фокусы вытворяет: на химии попила как-то фруктовый чай, после этого не переношу клубнику. То же было с имбирем или мамиными любимыми духами, которыми я тоже раньше душилась.
Операцию мне делала та же врач, что и маме. За день до нее я сдала все анализы, меня снова просвечивали после введения контрастной жидкости и еще вставили проволоку в лимфоузел, чтобы во время операции найти путь к опухоли. Проволока торчала из-под мышки — это было неудобно.
Когда меня вывезли на каталке в коридор, каждая медсестра из тех, что сидят на химиотерапии (их всего 10–15 человек), подошла, обняла и пожелала удачи. В больнице в Германии вообще все постоянно обнимаются.
После операции ко мне пришла вся спортивная группа, с которой я занималась, чтобы поддержать. А аптекарь, у которого я покупала обезболивающее, вместе с заказом прислал цветы. Одноклассники из Москвы записали видео с песнями и танцами.
После операции я должна приходить на УЗИ раз в месяц. Сейчас у меня курс радиации — ее делают каждый день по пять минут на протяжении шести недель. Она закрепляет эффект химии. У радиации нет никаких побочных эффектов, но сильно устаешь.
После того как все закончится, мне нужно будет в течение пяти-десяти лет пить противораковое лекарство, чтобы рак не вернулся. Я буду участвовать в эксперименте по тестированию нового препарата, и есть 50%-ная вероятность, что мне будут давать плацебо.
Я снова здорова и теперь чувствую себя бессмертной. Хочу преподавать английский и работать в детском саду.
источник
В октябре по всему миру прошли информационные кампании по поводу рака молочной железы. Как болит при онкологии и нужно ли начинать скрининг, если ничего не беспокоит? «Правмир» записал реальные истории женщин о борьбе с раком груди и взял комментарий у специалиста.
“Эта бодренькая старушка сказала, что у меня рак”
Анна, 42 года, на момент постановки диагноза — 38 лет
Узнала о диагнозе я в 2014 году. До этого три года была на учете у маммолога: он наблюдал фиброзно-кистозную мастопатию. Каждые полгода я приходила к врачу — меня осматривали, делали УЗИ, говорили пропивать определенные препараты. Все рекомендации я выполняла в обязательном порядке.
Новообразование находилось в нетипичном месте — в дополнительной дольке молочной железы, почти под мышкой, за грудью. Как-то не хотели на него обращать внимание. За три месяца до того, как мне поставили диагноз – рак молочной железы IIIC стадии — я была на приеме у известного врача. Объяснила, что меня беспокоит, он посмотрел УЗИ, все обследования, сказал, что с фиброзно-кистозной мастопатией живут 95% женщин, рекомендовал пропить курс лекарств, сделать пункцию в своей поликлинике. Дообследоваться на месте не предложил.
Я ушла, а дискомфорт — как выяснилось позже, от этой опухоли размером с фасоль — нарастал, я уже не могла спать на том боку, пошла в районную поликлинику.
Маммолог, осмотрев меня, сказала:
Такое впечатление, что это что-то плохое, давай-ка сразу пункцию сделаем.
Через 10 дней эта бодренькая старушка озвучила, что у меня рак, и надо незамедлительно начинать лечение.
Из ее уст это не звучало как-то трагично. Но, провожая меня из кабинета, она добавила:
Деточка, где же ты так долго гуляла?
Я сразу пошла вставать на учет в онкодиспансер. Три недели я ждала очереди, а в регистратуре никто не подсказал, что при первичном обращении по направлению с уже установленным диагнозом я имею право получить консультацию онколога в течение пяти рабочих дней. В тот период у меня не было финансовой подушки, чтобы обследоваться платно.
Анна
Химиотерапия длилась около четырех месяцев. На нее был хороший отклик, затем сделали полную мастэктомию — удалили грудь и лимфоузлы, через пару месяцев был курс лучевой терапии. Весь цикл лечения пройден, впереди пять лет гормонотерапии. По истечении этого времени, на основании результатов лечения, химиотерапевт даст дальнейшие рекомендации.
Сейчас я живу обычной жизнью. Нахожусь в процессе реконструкции груди, причем так получилось, что реконструктивную операцию делали день в день с первой операцией. Но с интервалом в три года. Изначально, я не планировала делать восстановительную пластику, меня не смущало, что нет груди, у меня не было ограничений, я могла ходить в спортзал, заниматься танцами и йогой, нормально себя чувствовала, грудь небольшая — не было видно асимметрии. Но соблазнилась на реконструкцию, потому что многие из моего окружения начали делать такую пластику — девчонки ходили очень довольные, глаза блестели. И я пошла за компанию — была только на одной консультации у хирурга и сразу решилась.
После лучевой терапии я долго восстанавливалась — после радикальной мастэктомии осталось минимальное количество ткани, которая еще ощутимо пострадала после лучей. Я даже не представляла, что можно будет что-то с этим сделать. У меня была просто впадина на месте груди, ребра, обтянутые кожей. Но доктор как-то совершил волшебство. Уверена, результат будет лучше, чем до начала лечения!
Потом я познакомилась с программой «Женское здоровье», стала в качестве волонтера посещать больницу, вскоре меня пригласили на работу в программу и я стала координатором. Мы общаемся с женщинами, которые недавно узнали о своем заболевании и только вчера сделали операцию на груди. Не вмешиваясь в план лечения, мы делимся своим опытом, отвечаем на вопросы, на которые может ответить только тот, кто пережил рак груди.
Личная жизнь? Мой семейный статус не изменился, но я думаю, что все впереди. Поклонники есть, но близких отношений нет, и это не зависит от того, была ли операция. Вовсе нет. Пока нет человека, с которым в горе и в радости я буду счастлива так же, как счастлива сейчас.
Но скажу вам, за четыре года жизни с онкологическим диагнозом я многого насмотрелась и наслушалась. Несмотря на то, что на дворе 21 век, мифы по поводу рака и табуированность темы еще встречаются. Много заблуждений и непонимания этого диагноза — не только среди обычного населения, но иногда и медперсонала.
После приема у онколога первым, кого я пошла искать — был психолог
Марина, 48 лет, на момент постановки диагноза — 45 лет
У меня появилась шишка. Поначалу она то исчезала, то появлялась. Я закрутилась, заработалась, куча событий во всех сферах жизни, просто шквал какой-то, и мне стало не до этого. Потом я поняла, что я странно себя чувствую и очень сильно устаю. Знакомая гомеопат посоветовала провериться – я еще погуляла, были трудности в семье, но в конце-концов записалась на прием к маммологу.
За день сделали все базовые анализы, платно.
Результата биопсии надо было ждать неделю, но снимки доктор видел, я спросила напрямую – скажите честно, что вы думаете. Он посмотрел, говорит: молодец, что пришла, наш пациент. Биопсия все подтвердила.
Были понятные шаги – один за другим. Первой была операция, операционная гистология совпала с первичной. Расписали план лечения. Вкатили по полной программе восемь химий, лучевая терапия. С момента диагностики до того, как все закончилось, прошёл год.
Пока я сдавала анализы, я работала. После операции была на больничном месяца четыре. За это время договорилась об изменении графика — я работала удаленно, в офис приезжала, когда могла. Здесь, спасибо моему работодателю, они пошли навстречу и поддержали – посмотрели, какие сегменты я в этом состоянии могу закрывать, и так мы продолжали работать.
Сейчас я уже три года принимаю гормонотерапию — это часть моего лечения, мне пить ее еще несколько лет. Да, жизнь стала другой. Друзья — кто-то отсеялся, это стандарт, обычная история. Члены семьи есть разные, ближайшие — поддержали во всем, а кого-то я не стала информировать. Так получилось, что брак распался до диагноза. Я много всего переосмыслила, после приема у онколога первым, кого я пошла искать — был психолог.
За несколько лет до всей этой истории мне в руки попала книга Яны Франк – художницы и иллюстратора, семья которой из Узбекистана уехала в Германию. Она заболела раком — была тяжелейшая история с кишечником, она выбралась из всего этого и рассказывала о себе и лечении. В Германии в план лечения входят сессии с психологом, и если человек отказывается, его лишают страховки – потому что это значит, что он не хочет лечиться.
Работа с психологом – это серьезный, очень важный этап реабилитации, и я очень надеюсь, что это когда-нибудь будет у нас.
Я не ощущала ничего в груди, но при обследовании кишечника нашли опухоль
История 3. Ирина, будет 47 лет, на момент постановки диагноза — 42 года
В какой-то момент я почувствовала, что чем-то болею: как будто что-то со мной не так, я уставала. Я пошла к терапевту — анализы нормальные, все хорошо. И тогда я почему-то решила, что у меня рак, и пошла к онкологу за деньги.
Первый онколог сказал: расслабься, все хорошо. Второй онколог меня пощупал, в том числе и грудь, сказал, что ему не нравится мой кишечник. Вот в процессе обследования кишечника, на КТ, и нашли опухоль в молочной железе. Но я не ощущала ничего в груди.
Диагноз был поставлен в конце года, и мне сказали, что процесс получения квоты будет длительным. Начитавшись всего, я решила лечиться платно. Когда пришла гистология и иммуногистохимия, врачи решили, что рак не такой агрессивный, и начали с операции. Но когда стали пересматривать материал после операции, оказалось, что рак не такой простой.
Начали делать химию – я прошла четыре курса, до сих пор прохожу гормональную терапию. Еще мне сделали овариэктомию (операция по удалению яичников), когда анализы более-менее пришли в норм, мне стало полегче.
Я хотела второго ребенка. Врач сказал:
Тебе 42, когда ты закончишь пить таблетки и можно будет рожать, тебе будет 47, ну куда уже, зачем?
Я подумала-подумала, и правда – я согласилась на вторую операцию достаточно быстро.
Диагноз мне поставили 20 октября, операция была 17 ноября, а химию я закончила 12 февраля. Вторая операция была в конце мая. В общей сложности семь месяцев. Сейчас каждый день в определенное время я пью таблетку — делать так нужно в течение 10 лет, я пропила уже 4 года. Обследования сначала были раз в три месяца, потом — раз в полгода, сейчас — раз в год.
Жизнь стала немножко другой. Из плюсов: полностью изменилась моя профессиональная направленность, болезнь привела меня в сферу, про которую я даже не думала. До диагноза я работала заместителем директора крупной компании, а сейчас я научный сотрудник в учебном заведении. Мне это нравится, первая работа — это работа для денег, а это — работа для себя. В семье сказали: главное, чтобы тебе было лучше.
Мы с мужем почувствовали, что мы вместе и более сильные. Это испытание, но оно было нами пройдено. Наши отношения перешли на другую стадию, стали лучше.
Изменилось внутреннее ощущение себя, но произошло это не быстро. Я не скажу, что сразу была оптимисткой, я плохо себя чувствовала физически, у меня были психологические проблемы из-за переживаний, а потом в какой-то момент все изменилось, не сразу. Люди вели себя по-разному, с некоторыми знакомыми и друзьями мы стало общаться намного меньше, но появились другие.
Рассказывает врача-рентгенолог, консультант программы “Женское здоровье” Ольга Пучкова:
В области молочной железы боль может по нескольким причинам:
– Межреберная невралгия – самая распространенная ситуация. У женщины заболело справа – ныло-ныло и прошло, снова начало ныть, потом снова прошло. Это боль, связанная с позвоночником и ущемлением нервных окончаний в нем.
– Циклическая масталгия — боли предменструального характера. Боли, связанные с молочной железой циклически и функционально, всегда симметричны и касаются обеих желез, клетки одни и те же. Не бывает такого, что только в одной железе есть неприятные ощущения, а в другой нет. Начинаются после овуляции, у кого-то могут быть за две недели до менструации, у кого-то — за два дня, но всегда – после середины цикла.
– Третий вариант — боль, связанная с прорастанием опухоли в нерв. Такая боль постоянная, выраженная, не проходящая вообще. И это большие размеры опухоли, ее сложно с чем-то спутать, и уже есть определенная клиническая картина.
Есть крупные, серьезные исследования, доказывающие, что скрининг при раке молочной железы эффективен. Самые большие программы запущены в Финляндии, Швеции и Голландии и показывают результаты снижения смертности на 50%.
В Финляндии и Голландии скрининговый возраст 50-69 лет, в Швеции — 40-69 лет. В этих странах нет однозначной концепции относительно того, когда начинать скрининг и об интервале между обследованиями. В Швеции принято обследоваться раз в год с 40 до 55 лет и раз в два года, начиная с 55 лет. Они объясняют это биологией рака и возрастом — чем моложе пациентка, тем агрессивнее рост опухоли, поэтому интервал обследования короче.
В Финляндии скрининг раз в два года, в Голландии сейчас обсуждается включение в скрининг женщин с 40 лет.
Если у женщины нет никаких жалоб, ее ничего не беспокоит, то никакие обследования ей не нужны. Дело в том, что у обследования есть положительный результат — выявление рака на ранней стадии, когда он не угрожает жизни, а есть отрицательный — выявление незначительных изменений, которые требуют, тем не менее, каких-то вмешательств — вплоть до биопсии.
Врачи понимают, что до 40 лет вероятность заболеть РМЖ очень низкая, проводить скрининг не целесообразно, а вероятность ложноположительных результатов и выполнения ненужных исследований крайне высока – чего мы пытаемся избегать.
Но если есть жалобы на уплотнение, изменение цвета кожных покровов, формы железы, вытяжение соска или выделений из него – речь идет уже не о скрининге, а о диагностическом обследовании – за один его раунд женщине может быть сделана и маммография, и УЗИ, и биопсия, чтобы подтвердить или исключить проблемы.
Если есть отягощенная наследственность, есть мутации в генах — этим пациенткам раз в год, начиная с 25 лет, делают МРТ с контрастом. Этот скрининг работает в США, Италии и Израиле.
Причиной мастопатии является генетический вариант строения железы, с ним ничего сделать нельзя — это бесполезно и бессмысленно. Плотный фон для рентгенолога – это как облака для пилота, он снижает чувствительность маммографии. Но из-за этого плотного фона мы не призываем чаще обследоваться, возможно лишь добавление УЗИ к маммографии для этих женщин.
Женщина же должна знать, что вариант строения ее железы – такой, он не требует приема никаких препаратов. Распространено назначение «Мастодинона», но этот препарат работает при предменструальной боли, он не рассасывает кисты, фиброзножелезистая ткань никуда не девается – это утопия.
Поэтому если женщину ничто не беспокоит и не болит, она просто живет с этим и регулярно обследуется. На мой взгляд, лучше раз в год, хотя единого мнения на этот счет нет.
источник