Диагноз мне поставили не сразу. У меня отягощенная наследственность: раком болела мамина сестра, бабушкина сестра. Они, к счастью, выздоровели.
Когда у меня обнаружили в груди уплотнение и врач сказал, что это просто нормальные возрастные изменения, я почувствовала беспокойство и продолжила обследование. Поэтому, когда через два месяца мне поставили диагноз «рак молочной железы», я уже была к нему внутренне готова.
Меня испугало, что лечение продлится долго, минимум полгода. Что я выпаду из своего активного образа жизни: я занималась спортом, у меня сын-спортсмен.
Но самый большой шок испытала, когда мне сказали, что отрежут грудь. Полностью, без вариантов. Вот в этот момент меня переклинило, я сказала мужу, что вообще не буду лечиться.
Я была уверена, что вылечусь, потому что есть пример выздоровевшей тети. Но грудь для меня — символ женственности, и потерять ее было страшно.
В итоге муж нашел врачей, я получила направление в Москву, где мне сделали операцию с реконструкцией. То есть удалили молочную железу подкожно и поставили импланты. Это удалось, потому что у меня была самая ранняя стадия.
Химиотерапию я переносила достаточно тяжело. Не знаю, с чем это связано — с моим организмом или с препаратами.
Когда меня спрашивают, чего ожидать от «химии», я говорю — ничего. Потому что каждый переносит ее по-своему. Кто-то сразу выходит на работу: «прокапались», день полежали, наутро — в офис. Я лежала по 3—5 дней, просто не могла встать с постели, было очень тяжело.
Сейчас существуют препараты, которые снимают побочные эффекты. Но только врач подскажет, как именно их облегчить. Я могу посоветовать разве что настраиваться на лучшее и быть внимательной к себе.
У меня были длинные волосы. Когда они «посыпались», я поняла, что не хочу их собирать с подушки или делать стрижку. Попросила дочку, чтобы она меня побрила, мы даже с ней сняли это на видео и выложили ролик в соцсеть.
Ничего страшного в этом я для себя не видела. Не боялась шокировать публику, не покупала парик, иногда крутила себе чалму. Однажды я приехала к сыну на тренировку, и охранник на проходной не хотел меня пускать внутрь. Спрашивал, куда я и к кому. Попросил показать документы. Это было смешно.
Мне кажется, более болезненно отреагировал муж: он плакал, когда я побрилась.
Для меня же это было символично. Вообще, мне кажется, когда женщина хочет что-то изменить, она делает стрижку. Вот я эти волосы ритуально сожгла с молитвами о выздоровлении.
Я быстро прошла все этапы от отрицания до принятия своей болезни. Спокойно принимала все тяготы химиотерапии, потому что у меня была цель — выздороветь.
И когда вылечилась, закончила последнюю капельницу, наступил этот страшный момент апатии, когда вроде бы все хорошо, но словно находишься в каком-то вакууме.
Это состояние длилось несколько месяцев, потом я пошла к психологу. С его помощью я и справилась с чувством полной бессмысленности. Не знаю, в какой момент оно прошло. Я просто посмотрела на свою жизнь со стороны. Увидела, что все-таки, даже если не ради себя, мне есть ради кого жить.
Очень поменялись отношения с мужем. Честно говоря, до диагноза мне показалось, что я с ним разведусь, что он мне чужой человек, что он меня не понимает. Что мы прожили 16 лет вместе и уже давно не родные, нас ничего не связывает.
Болезнь поменяла отношения, мы смотрим друг на друга иначе. Психолог мне помогла увидеть, что муж — не преграда к моему личностному росту, а он — мой ресурс, помощь и поддержка. Он везде ходил со мной, удивляя врачей. Когда было совсем плохо, он держал меня за руку. После операции двое суток просидел рядом.
Благодаря психологу я теперь не делаю ничего, если не хочу. Я стала проще относиться к быту. У меня был синдром отличницы, я считала, что все должно быть идеально. А потом поняла: не должно! Идеального вообще не бывает.
Мне было безумно сложно просить о помощи. Всегда думала, что просить — это унизительно. Я раньше таким человеком была: «все сама». Перфекционистка, и коня на скаку остановлю, и в горящую избу войду, и все такое.
Но когда физически оказываешься беспомощной, когда лежишь в кровати после химиотерапии, то просто не можешь обойтись без помощи.
Еще мне очень помогли разговоры с батюшкой в церкви. Он мне сказал: просить мешает гордыня. Просить — это не плохо, это хорошо, это нужно. Когда мы просим, то даем возможность другому человеку оказать нам помощь. Ему становится понятно, как именно он может помочь.
Я всегда думала, что просить — это унизительно. Но оказалось, это не так.
Очень помогли близкие, тетя, подруги. Некоторые знакомые звонили моему мужу и плакали. Но не надо этого делать. Если хотите поддержать заболевшего раком, нужно просто позвонить, сказать, что все будет хорошо. Слезы и жалость нужны меньше всего.
Люди, сталкиваясь с таким диагнозом близких, почему-то думают, что все должно поменяться, мир рухнет. Нет, можно вести обычный образ жизни. Более того, важно как можно больше в него вовлекать заболевшего человека. Я, например, ходила с подругой в театр, потому что очень его люблю.
Нужно находить повод для радости. Лечение длится минимум полгода, можно наконец заняться тем, на что раньше не хватало времени: выучить иностранный язык, научиться шить или вязать.
То есть максимально стараться разнообразить жизнь, не делать из болезни культ.
После операции меня сразу отправили к реабилитологу, который показал набор упражнений для рук, чтобы их разрабатывать. Они простые, но нужно делать их ежедневно.
Было тяжело, казалось, что рука уже никогда не поднимется. Было ощущение, как будто в ней натянуты канаты. Но все наладилось, через три месяца я уже пошла в бассейн. Ходила на лечебную физкультуру у себя в Твери, сейчас уже занимаюсь йогой, стою на голове, никаких ограничений нет.
Нужно заниматься, заниматься и заниматься. Упорно идти к своей цели, чтобы вернуться к полноценной жизни.
Спустя два года после диагноза, лечения и реабилитации я поехала на восстанавливающую программу в Грузию, организованную Благотворительной программой «Женское здоровье». Там с группой женщин, прошедших лечение от РМЖ работали психологи, арт-терапевты, тренеры.
Я смогла отключиться от повседневной суеты, рутины, погрузилась в себя, свои чувства и размышления. И приняла очень важное решение: не соглашаться на повторную операцию на груди, хотя мне и казалось, что она неидеальна, что можно сделать ее лучше.
Я поняла, что не хочу соответствовать стандартам, быть как те женщины с красивых фотографий в Инстаграме. Я поняла, что не хочу больше стремиться к идеалу, его достичь невозможно. Можно бесконечно переделывать себя, и все равно оставаться недовольной. Признаться себе в этом было тяжело.
В этой поездке я окончательно приняла и полюбила себя.
После всего пережитого я поменяла профессию. Я бухгалтер по образованию, и когда-то мечтала быть парикмахером, но мама сказала, что это не профессия, нужно что-то более практичное. Противился и муж. Сказал: я не хочу, чтобы ты трогала чужие головы.
А сейчас я стала мастером депиляции, и это мне безумно нравится. Я люблю работать с людьми, общаться, мне нравится, когда женщины видят результат, у них загораются глаза, они выглядят счастливыми.
Мне кажется, более позитивной, чем сейчас, я не была никогда. Я настолько наполненная, счастливая. Я вернулась в спорт. У меня стали лучше отношения с мужем, очень повзрослели дети.
Мой главный совет женщинам с РМЖ — верить, что ты будешь здорова. И верить в свои силы. Тогда они непременно появятся, чтобы все это преодолеть.
Благодарим Aviasales за помощь в подготовке материала.
источник
Ирина Боровова 45 лет руководитель Ассоциации пациентов «Здравствуй!» ремиссия 2 года
Люди по‑разному относятся к пережитому заболеванию. Есть те, кто пытается забыть лечение как страшный сон. А есть те, кто, пройдя через болезнь, решает сделать этот опыт важной частью своей жизни и помогать другим. Большинство таких людей становятся волонтерами. Ирина Боровова после лечения возглавила Ассоциацию онкологических пациентов «Здравствуй!», работает с врачами, фондами, законодателями и СМИ по всей стране.
Она всегда была очень общительная, энергичная, неравнодушная, но главное — могла и умела взять на себя ответственность за других.
Родив двоих малышей, пошла волонтером помогать в детском доме и почти сразу сказала мужу, что хотя бы одного ребенка оттуда надо забрать. Забрали и забеременели: рожать, конечно, всегда же мечтали о большой семье. С четырьмя детьми на руках 10 лет назад Ирина подумала, что другим людям в ее ситуации может быть очень тяжело и им нужна ее помощь. «Семьи с приемными детьми или детками с инвалидностью часто оказываются в изоляции. Вот мы и решили создать организацию, чтобы друг другу помогать». Организацию назвали «Наши дети».
«Конечно, ни о каком раке я в свои 40 лет не думала. Да и откуда ему взяться? Я столько детей родила и кормила всех, жизнь моя более чем активная, сидеть просто некогда, лишнего веса не было тогда, вредных привычек тоже. Это потом уже выяснилось, что у меня генетическая предрасположенность к раку молочной железы, причем, как и у мамы моей. А вот у дочки этого гена нет — мы ее проверили тоже». «Я борюсь за то, чтобы пациенты лучше знали о своем заболевании и о методах лечения, которые им нужны. Для этого наша ассоциация сделала сайт, издаем буклеты, проводим конференции, на которые приглашаем самых именитых врачей».
К этому убеждению Ира пришла потому, что два неверных врачебных решения дважды могли бы ее погубить.
Сначала хирург, который обнаружил у нее маленькую опухоль, хотел вырезать ее и ограничиться базовыми анализами и лучевой терапией, потому что стадия была ранняя. И эта тактика, скорее всего, стоила бы Ирине жизни, потому что опухоль была крайне агрессивная.
«Мне повезло, перед операцией я поменяла врача и попала к Александру Валерьевичу Петровскому. Он настоял на полном обследовании и всех возможных анализах». В итоге ей составили такой план лечения, что и до, и после операции была химиотерапия, таргетная терапия, всего 29 курсов — это очень-очень много, — и радикальная мастэктомия, причем двусторонняя, потому что при таком раке, как у Иры, вероятность развития опухоли во второй груди очень велика. Вторая же врачебная ошибка была, когда после операции ее направили на химию по месту жительства. Районный онколог посмотрел ее документы и сказал, что не видит смысла продолжать лечение — 4 курса позади, вот и отлично. И Ира запаниковала.
«Я пошла в Мосгордуму в платке, бледная и со всеми свидетельствами о рождении детей. Хлопнула документы на стол и сказала, что если вы меня не пролечите, я умру, и вы будете платить пенсию по потере кормильца всем моим детям», — наверное, я была очень отчаянна и категорична, а может, просто люди были нормальные, но лечение мне провели в полном объеме».
Борьба с врачами и чиновниками была выиграна. Но это Ира и ее темперамент, ее сила воли и желание жить, а многие другие пациенты поверили бы врачу и погибли бы. Поэтому сейчас такие вопросы пациентам в ее ассоциации помогает решать юрист. Когда лечение подошло к концу, Ире предложили возглавить всероссийскую Ассоциацию онкологических пациентов «Здравствуй!», при этом слоган выбрали самый емкий: «Будем жить!».
Наталья Лошкарева 49 лет ремиссия 4 года
Если описать Наталью Лошкареву в двух словах, то это эффектная и энергичная. Она успела пожить в Испании и на Канарских островах, вышла замуж по большой любви, родила и вырастила дочь Дарью, вылечила от рака маму.
«В последние годы работала все время руководителем, сама себе хозяйка. Никакой скучной офисной работы с девяти до шести. Поездки, встречи с людьми — я всегда жила интересно».
Вечером 25 мая 2013 года Наталья с мужем лежа смотрели фильм. Вокруг расположились домашние любимцы: дома у Лошкаревых живут шесть собак — померанские шпицы и чихуахуа. И вдруг муж, положив Наталье руку на ребра, обнаружил у нее под грудью что-то твердое. «Не выдумывай, это кость», — ответила жена, но все же решила осмотреть себя в ванной. Стоя ничего не прощупывалось. Но стоило Наталье лечь, она сразу поняла, о чем говорил супруг: под грудью ощущался шарик размером с виноградину. Стоя заметить его было невозможно, как и во время маммографического исследования. На следующий день Наталья ехала к маммологу.
Отсидела в очереди целый рабочий день и ворвалась в кабинет врача с почти торжествующим криком: «Я у себя рак нашла!» И услышала в ответ: «Наташа, это полная ерунда! У вас психопатия и канцерофобия». Добиваться УЗИ пришлось с боем: напористая пациентка сказала, что просто не двинется с места, пока ее не обследуют. Врач сдалась. «Вы не думайте, я в обморок не упаду, говорите все, как есть», — отреагировала Наталья на изменившиеся лица медиков во время ультразвукового исследования.
«Самое страшное, когда узнаешь диагноз, — пережить две недели обследований», — говорит Наталья. Она ходила по коридорам, смотрела на людей на каталках и периодически порывалась сбежать. Посетила штатного онкопсихолога, но легче не стало: по словам Натальи, психолог вывалила на нее сразу все подробности того, как она поправится на гормонах и облысеет от химиотерапии, а также призвала «не делать вид, что вы молодая девочка, и спуститься с небес на землю». Наталья уже задумывалась о том, что если стадия окажется серьезной, а лечение мучительным, не лучше ли «поискать рецепт какой-нибудь, чтоб уснуть и не проснуться».
Все изменила случайная встреча в коридоре онкоцентра. В очереди на диагностическую процедуру женщины обсуждали, что после мастэктомии плохо будет действовать рука, и гадали, каких еще ждать осложнений.
«И я вижу рядом девушку: в обычной одежде, накрашенная, с рюкзачком. Лет 35 ей, стоит, держит карту».
Незнакомка вмешалась в спор про отнимающиеся руки: «Вообще-то мне 10 дней назад удалили две груди, а сегодня я иду домой». — «Как же вы накрасились, оделись?» — «Руками, не голой же идти», — усмехнулась пациентка. И тут меня как по башке ударило. Вот передо мной человек — здоровый, веселый, красивый и домой идет! И ничего у нее не отвалилось. После этого мои метания прекратились: стала проходить все анализы и готовиться к операции. Решила, что буду жить и буду лечиться».
Перед операцией, признается Наталья, ее больше волновало, не как все пройдет, а что делать с длинными, до талии, волосами. В итоге в последний момент сбежали с дочерью в ближайший салон красоты и сделали прическу — заплели вокруг головы много тугих косичек, чтобы не нужно было ни мыть, ни расчесывать. Врачи сделали Наталье мастэктомию с одномоментной пластикой груди, руководил операцией заведующий отделением реконструктивной и пластической онкохирургии Владимир Соболевский.
Химиотерапию — курс из 6 циклов — Наталья переносила из рук вон плохо
«По пять дней после капельницы я просто жила в ванной комнате. Расставляла там тазики на разной высоте и лежала на теплом полу. Выворачивало наизнанку, казалось, все внутренние органы поднимались — но не рвало. Это было невыносимо». Потом начинался «гормональный жор»: зверский аппетит, и отеки были побочным эффектом премедикации гормональным препаратом дексаметазоном. Волосы Наталья впервые в жизни постригла перед началом химиотерапии: опытные пациентки предупредили ее, что у обладателей густых тяжелых волос жутко болит голова — ощущение такое, что каждый волос налился свинцом и тянет вниз. Заранее купила хлопковые шапочки всех цветов и фасонов и несколько париков.
«Когда волосы выпали и муж меня побрил, я сначала попробовала парик носить. А он такой колючий, такой неудобный! Тогда я придумала такую штуку, ее надо просто запатентовать. Съездила в торговый центр, купила резинки из волос — знаете, бывают такие, любого тона можно найти — разрезала их и подшила снизу к шапочке. Сделала так красиво, по‑разному их укладывала — мне даже другие больные не верили, что это просто шапочка!» Шапочек и пришитых к ним причесок было множество, Наталья тщательно подбирала образ, собираясь на очередной сеанс химиотерапии.
Потом волосы стали понемногу отрастать и оказались пепельно-белыми: «Всегда мечтала о таком цвете, но оказался совершенно не мой!»
Вскоре пигмент вернулся, волосы опять стали русыми. Еще через пару недель Наталья проснулась кудрявой. «Я все эти перемены воспринимала как подарок! Такие возможности для экспериментов, столько образов можно на себя примерить! Просыпаюсь, и — бах — кудри! Бах — у меня рыжие волосы!»
Потом была лучевая терапия — 25 сеансов, а через год — повторная операция, пластическая: нужно было поменять имплант и немного уменьшить здоровую грудь, что-бы не было асимметрии. Еще через полгода Наталья снова оказалась в больнице: все это время генетики пытались найти у нее мутацию и, наконец, обнаружили. На этот раз удалили молочную железу второй груди и яичники. «Когда мне делали вторую операцию, я познакомилась в больнице с Ириной Борововой, и мы решили создать ассоциацию «Здравствуй!». Идею подала лечащий врач. Она говорила: «Наташа, мы тут от вас устали, конечно, но вашу энергию нужно направлять в мирное русло!»
«Главное, чему научила меня болезнь, — не сдаваться, найти своего врача и полностью пройти весь этот тернистый путь лечения, — рассуждает Наталья. — И вы поправитесь, сегодня рак — не приговор!»
Утро Наталья начинает с прогулки в парке со своими шестью собаками, днем ездит по делам ассоциации, по вечерам ходит то на уроки балета, то на занятия сальсой. Недавно взяла с собой на танцы 72-летнюю маму, и она была в восторге!
Каждые пять минут у Натальи звонит телефон: кому-то нужна помощь, кому-то хочется посоветоваться, кто-то просто звонит обсудить новости и узнать, как дела.
«Знаете, почему я сейчас занимаюсь волонтерством, встречаюсь с людьми, участвую во всех конференциях, мероприятиях? Потому что я очень хорошо помню и понимаю, насколько нужны такие люди. Которые расскажут, что у них было то же самое — и они живут, и волосы у них отросли, и все хорошо. До сих пор помню лицо той девушки из онкоцентра и благодарна ей бесконечно. Она была реальная, живая и перевернула все мое мировоззрение».
Наталья Заботкина 46 лет ремиссия 3 года
О своем диагнозе, по словам Натальи, она предпочла бы узнать пораньше: когда опухоль обнаружили, она была уже около 2,5 см и росла в организме три-четыре года. В 2015 году Наталья работала в крупном проектном институте экономистом и жила обычной жизнью: дружная семья, хорошие подруги, родители-пенсионеры, взрослый сын.
О своем здоровье Наталья заботилась и к маммологу ходила регулярно.
Еще в 20 лет с небольшим ей удалили кисту из груди и рекомендовали наблюдаться каждый год, что она и делала. Но когда на очередном приеме сообщила врачу, что у нее увеличились лимфоузлы, тот не придал этому значения: «Воспаление». И выписал какие-то таблетки. «Лимфоузлы уменьшились, но стала видоизменяться грудь: «разделилась» пополам, как будто ее внутрь что-то тянет, втянулся сосок. Это, конечно, уже был не звоночек — это был набат».
Дальше были новогодние праздники, когда невозможно записаться к врачу, и долгожданный осмотр. «Врач с медсестрой так переглянулись, что я все поняла — и слезы сами потекли!» Пункция подтвердила предварительный диагноз.
«В тот же день вечером я позвонила двум подружкам и сыну, позвала их в кафе и объявила: «Будем отмечать начало моего выздоровления».
Посидели, было хорошо и весело. Когда приехали домой, меня накрыло — сдерживаться не было причин, стала рыдать. Сын утешал: «Ну что делать, мам, будем лечиться». Ему было 22 года. Пока я лечилась, он очень сильно повзрослел». Наталья прошла все обследования платно за неделю, чтобы не сидеть в очередях за направлениями и не терять времени. На это ушло примерно 50 тысяч рублей. На работе сказали: «Делай все что нужно!» — и закрывали глаза на опоздания.
В больнице пришлось проходить обследование заново, потом еще четыре недели готовиться к операции — принимать препарат, снижающий агрессивность опухоли. «Стало страшно — я боялась, что за четыре недели опухоль еще больше вырастет. Очень хотелось от нее поскорее избавиться! Но потом результаты гистологии показали, что препарат подействовал на опухоль, агрессивность снизилась, значит, все было сделано правильно». В конце апреля Наталью госпитализировали.
Накануне операции лежала и думала: сейчас я могу шевелить руками, как хочу. Могу тянуться, куда хочу, согнуться, как хочу. Потом такой возможности не будет.
Хотелось насладиться этой свободой движения». Вспоминать ночь накануне операции не получается без слез: «Конечно, я ожидала страшного. 20 лет назад я уже видела женщин после мастэктомии: огромные швы, которые выглядят просто чудовищно. Тогда удаляли грудь вместе с грудными мышцами — ужас». Наталья не знала, что сейчас операции проводят совсем иначе.
Мастэктомию сделали с одномоментной пластикой — сразу установили имплант. «На первой перевязке сняли пластыри, и доктор говорит: «Посмотри!» — «Потом, я сейчас не готова». — «Да посмотри, какая красота получилась!» Думаю: еще издевается. Встаю с кушетки, подхожу к зеркалу и вижу грудь, какой у меня в жизни не было! Я говорю: «Да вы волшебник!» Но ощущения после операции все равно были тяжелыми: рука действовала плохо, швы болели. Свое 45-летие Наталья встретила в больнице. Выходить на улицу врачи разрешили только через две недели после операции.
«А там такой большой двор, фонтан перед центральным входом, с левой стороны — огромный яблоневый сад. Я легла еще в апреле, а вышла — уже середина мая, очень тепло, синее-синее небо, солнце светит… И я начала плакать. Будто родилась заново».
Химиотерапия началась летом. Понимая, что волосы начнут выпадать, Наталья постриглась — сделала каре: «Очень мне хорошо было, народ похвалил. И я с новой прической встретилась с подружками в кафе». А дальше — сюжет фильма ужасов, вспоминает Наталья. Она пошла в туалет, поправила прическу — и прядь волос осталась у нее в руке. За ней вторая. Вечер был испорчен. Придя домой, Наталья заперлась в ванной и кое-как состригла волосы. Сверху надела заранее купленную хлопковую шапочку и легла в ней спать: кто-то из соседок по палате рассказывал, что у мужа может возникнуть отвращение к облысевшей от химии жене.
«А жарко ужасно: лето, июль. Так что терплю. Муж на меня смотрит: «Ты дура, что ли? Мы с тобой живем 25 лет, я тебя всякой видел». — «Такую не видел!» — «Снимай и даже не бери в голову!» Снял с меня эту шапку, в макушку поцеловал, и уснули спокойно».
Пока длилась химиотерапия, Наталья жила в основном у родителей: муж и сын работали, а пожилые мама и папа были целый день дома, заботились о дочери, выводили ее гулять и готовили еду. «Заставляла себя есть все». Химия давала о себе знать: тошнило, немели руки и ноги, казалось, что все мышцы перекручены. Доходишь от кровати до кухни — и силы кончились. Это частая проблема для пациентов во время химии — от тошноты и слабости они не могут есть привычную еду и теряют в весе. А от истощения выздоровление идет еще медленнее, поэтому врачи нередко рекомендуют специализированное белковое питание. В одной маленькой бутылочке, как йогурт, полезных веществ и минералов больше, чем в комплексном обеде.
Через год после первой операции назначили вторую: нужно было заменить имплант и сделать подтяжку здоровой груди. И в больнице Наталья познакомилась с женщинами из ассоциации онкологических пациентов «Здравствуй!». Оказалось, что есть пациентки, которые объединяются друг с другом, поддерживают, делятся опытом, помогают решать юридические проблемы, организуют реабилитацию и, главное, просто общаются. «Мы хохотали, болтали, шутили все время — на нас даже медсестры ругались!
Есть стереотип, что онкологический больной — это такое лысое существо, истощенное, в упадническом настроении или в депрессии.
А тут сидит целый коридор женщин — дородных, на гормонах, которые поняли, что жизнь продолжается и надо черпать ее полными ложками». Рак Наталья называет серьезным и коварным противником. Сейчас она и ее семья снова сражаются с этим врагом — у пожилой мамы 4-я стадия онкологического заболевания. «Я маме сейчас говорю: вылечить рак мы не можем, но договориться, чтобы жить с ним, мы попробуем. Может, со стороны это и глупо звучит, но работает же!» «Сейчас у меня очень насыщенная жизнь, много мероприятий, встреч с интересными людьми. Потому что завтра может не быть просто. Нам уже показали один раз, что надо пользоваться моментом и ценить каждый день».
Проводить самообследование рекомендуется раз в месяц, на 7−10-й день от начала менструации.
- Встаньте перед зеркалом, вытянув руки вдоль пояса. Проверьте, одинаковы ли обе молочные железы по размерам, форме и внешнему виду. Обращайте внимание на изменения формы, размеров, асимметрию, втягивание сосков, видимые неровности (выбухания или западения).
- Повторите осмотр, подняв руки вверх.
- Для обследования левой молочной железы положите левую руку за голову, пальцами правой руки надавливайте на молочную железу, по спирали прощупывая всю поверхность. Убедитесь, что в тканях нет уплотнений.
- Повторите осмотр, лежа на спине.
- Прощупайте сосок: сожмите сосок двумя пальцами и проверьте, нет ли выделений.
- Прощупайте подмышечные области, убедитесь что в них нет вздутий и опухолей. Любые изменения кожи (покраснения, втягивания, морщинистость и другие).
- Контролируйте массу тела — индекс массы тела (ИМТ) выше 25 и особенно выше 30 повышает риск заболевания.
- Добавьте физической активности. Согласно исследованиям ученых, 2−3 часа умеренной физической активности в неделю снижают риск рака груди на 9%, а 6 часов активности — на 30% по сравнению с неактивными людьми. Под умеренной физической нагрузкой при этом понимается: быстрая ходьба, плавание, игра в теннис в спокойном темпе, катание на велосипеде или лыжах.
- После 25 лет ежемесячно самообследуйтесь на 5−6-й день менструального цикла.
- Если в семье не было случаев рака молочной железы, проходите регулярную диагностику после 40 лет. Метод скрининга подберите с врачом.
- При плохой наследственности и высоком риске заболевания после 30 лет ежегодно делайте МРТ и маммографию. Дополнительно можно сделать генетический тест.
- Не затягивайте с походом к врачу, если чувствуете, что что-то не так.
Больше историй пациентов можно найти в книге «Силы есть», созданной в рамках одноименного образовательного проекта, инициированного компанией Nutricia Advanced Medical Nutritiin при поддержке Ассоциации онкологических пациентов «Здравствуй!».
Фото: Getty Images/HMI; из личного архива героини
источник
В октябре по всему миру прошли информационные кампании по поводу рака молочной железы. Как болит при онкологии и нужно ли начинать скрининг, если ничего не беспокоит? «Правмир» записал реальные истории женщин о борьбе с раком груди и взял комментарий у специалиста.
“Эта бодренькая старушка сказала, что у меня рак”
Анна, 42 года, на момент постановки диагноза — 38 лет
Узнала о диагнозе я в 2014 году. До этого три года была на учете у маммолога: он наблюдал фиброзно-кистозную мастопатию. Каждые полгода я приходила к врачу — меня осматривали, делали УЗИ, говорили пропивать определенные препараты. Все рекомендации я выполняла в обязательном порядке.
Новообразование находилось в нетипичном месте — в дополнительной дольке молочной железы, почти под мышкой, за грудью. Как-то не хотели на него обращать внимание. За три месяца до того, как мне поставили диагноз – рак молочной железы IIIC стадии — я была на приеме у известного врача. Объяснила, что меня беспокоит, он посмотрел УЗИ, все обследования, сказал, что с фиброзно-кистозной мастопатией живут 95% женщин, рекомендовал пропить курс лекарств, сделать пункцию в своей поликлинике. Дообследоваться на месте не предложил.
Я ушла, а дискомфорт — как выяснилось позже, от этой опухоли размером с фасоль — нарастал, я уже не могла спать на том боку, пошла в районную поликлинику.
Маммолог, осмотрев меня, сказала:
Такое впечатление, что это что-то плохое, давай-ка сразу пункцию сделаем.
Через 10 дней эта бодренькая старушка озвучила, что у меня рак, и надо незамедлительно начинать лечение.
Из ее уст это не звучало как-то трагично. Но, провожая меня из кабинета, она добавила:
Деточка, где же ты так долго гуляла?
Я сразу пошла вставать на учет в онкодиспансер. Три недели я ждала очереди, а в регистратуре никто не подсказал, что при первичном обращении по направлению с уже установленным диагнозом я имею право получить консультацию онколога в течение пяти рабочих дней. В тот период у меня не было финансовой подушки, чтобы обследоваться платно.
Анна
Химиотерапия длилась около четырех месяцев. На нее был хороший отклик, затем сделали полную мастэктомию — удалили грудь и лимфоузлы, через пару месяцев был курс лучевой терапии. Весь цикл лечения пройден, впереди пять лет гормонотерапии. По истечении этого времени, на основании результатов лечения, химиотерапевт даст дальнейшие рекомендации.
Сейчас я живу обычной жизнью. Нахожусь в процессе реконструкции груди, причем так получилось, что реконструктивную операцию делали день в день с первой операцией. Но с интервалом в три года. Изначально, я не планировала делать восстановительную пластику, меня не смущало, что нет груди, у меня не было ограничений, я могла ходить в спортзал, заниматься танцами и йогой, нормально себя чувствовала, грудь небольшая — не было видно асимметрии. Но соблазнилась на реконструкцию, потому что многие из моего окружения начали делать такую пластику — девчонки ходили очень довольные, глаза блестели. И я пошла за компанию — была только на одной консультации у хирурга и сразу решилась.
После лучевой терапии я долго восстанавливалась — после радикальной мастэктомии осталось минимальное количество ткани, которая еще ощутимо пострадала после лучей. Я даже не представляла, что можно будет что-то с этим сделать. У меня была просто впадина на месте груди, ребра, обтянутые кожей. Но доктор как-то совершил волшебство. Уверена, результат будет лучше, чем до начала лечения!
Потом я познакомилась с программой «Женское здоровье», стала в качестве волонтера посещать больницу, вскоре меня пригласили на работу в программу и я стала координатором. Мы общаемся с женщинами, которые недавно узнали о своем заболевании и только вчера сделали операцию на груди. Не вмешиваясь в план лечения, мы делимся своим опытом, отвечаем на вопросы, на которые может ответить только тот, кто пережил рак груди.
Личная жизнь? Мой семейный статус не изменился, но я думаю, что все впереди. Поклонники есть, но близких отношений нет, и это не зависит от того, была ли операция. Вовсе нет. Пока нет человека, с которым в горе и в радости я буду счастлива так же, как счастлива сейчас.
Но скажу вам, за четыре года жизни с онкологическим диагнозом я многого насмотрелась и наслушалась. Несмотря на то, что на дворе 21 век, мифы по поводу рака и табуированность темы еще встречаются. Много заблуждений и непонимания этого диагноза — не только среди обычного населения, но иногда и медперсонала.
После приема у онколога первым, кого я пошла искать — был психолог
Марина, 48 лет, на момент постановки диагноза — 45 лет
У меня появилась шишка. Поначалу она то исчезала, то появлялась. Я закрутилась, заработалась, куча событий во всех сферах жизни, просто шквал какой-то, и мне стало не до этого. Потом я поняла, что я странно себя чувствую и очень сильно устаю. Знакомая гомеопат посоветовала провериться – я еще погуляла, были трудности в семье, но в конце-концов записалась на прием к маммологу.
За день сделали все базовые анализы, платно.
Результата биопсии надо было ждать неделю, но снимки доктор видел, я спросила напрямую – скажите честно, что вы думаете. Он посмотрел, говорит: молодец, что пришла, наш пациент. Биопсия все подтвердила.
Были понятные шаги – один за другим. Первой была операция, операционная гистология совпала с первичной. Расписали план лечения. Вкатили по полной программе восемь химий, лучевая терапия. С момента диагностики до того, как все закончилось, прошёл год.
Пока я сдавала анализы, я работала. После операции была на больничном месяца четыре. За это время договорилась об изменении графика — я работала удаленно, в офис приезжала, когда могла. Здесь, спасибо моему работодателю, они пошли навстречу и поддержали – посмотрели, какие сегменты я в этом состоянии могу закрывать, и так мы продолжали работать.
Сейчас я уже три года принимаю гормонотерапию — это часть моего лечения, мне пить ее еще несколько лет. Да, жизнь стала другой. Друзья — кто-то отсеялся, это стандарт, обычная история. Члены семьи есть разные, ближайшие — поддержали во всем, а кого-то я не стала информировать. Так получилось, что брак распался до диагноза. Я много всего переосмыслила, после приема у онколога первым, кого я пошла искать — был психолог.
За несколько лет до всей этой истории мне в руки попала книга Яны Франк – художницы и иллюстратора, семья которой из Узбекистана уехала в Германию. Она заболела раком — была тяжелейшая история с кишечником, она выбралась из всего этого и рассказывала о себе и лечении. В Германии в план лечения входят сессии с психологом, и если человек отказывается, его лишают страховки – потому что это значит, что он не хочет лечиться.
Работа с психологом – это серьезный, очень важный этап реабилитации, и я очень надеюсь, что это когда-нибудь будет у нас.
Я не ощущала ничего в груди, но при обследовании кишечника нашли опухоль
История 3. Ирина, будет 47 лет, на момент постановки диагноза — 42 года
В какой-то момент я почувствовала, что чем-то болею: как будто что-то со мной не так, я уставала. Я пошла к терапевту — анализы нормальные, все хорошо. И тогда я почему-то решила, что у меня рак, и пошла к онкологу за деньги.
Первый онколог сказал: расслабься, все хорошо. Второй онколог меня пощупал, в том числе и грудь, сказал, что ему не нравится мой кишечник. Вот в процессе обследования кишечника, на КТ, и нашли опухоль в молочной железе. Но я не ощущала ничего в груди.
Диагноз был поставлен в конце года, и мне сказали, что процесс получения квоты будет длительным. Начитавшись всего, я решила лечиться платно. Когда пришла гистология и иммуногистохимия, врачи решили, что рак не такой агрессивный, и начали с операции. Но когда стали пересматривать материал после операции, оказалось, что рак не такой простой.
Начали делать химию – я прошла четыре курса, до сих пор прохожу гормональную терапию. Еще мне сделали овариэктомию (операция по удалению яичников), когда анализы более-менее пришли в норм, мне стало полегче.
Я хотела второго ребенка. Врач сказал:
Тебе 42, когда ты закончишь пить таблетки и можно будет рожать, тебе будет 47, ну куда уже, зачем?
Я подумала-подумала, и правда – я согласилась на вторую операцию достаточно быстро.
Диагноз мне поставили 20 октября, операция была 17 ноября, а химию я закончила 12 февраля. Вторая операция была в конце мая. В общей сложности семь месяцев. Сейчас каждый день в определенное время я пью таблетку — делать так нужно в течение 10 лет, я пропила уже 4 года. Обследования сначала были раз в три месяца, потом — раз в полгода, сейчас — раз в год.
Жизнь стала немножко другой. Из плюсов: полностью изменилась моя профессиональная направленность, болезнь привела меня в сферу, про которую я даже не думала. До диагноза я работала заместителем директора крупной компании, а сейчас я научный сотрудник в учебном заведении. Мне это нравится, первая работа — это работа для денег, а это — работа для себя. В семье сказали: главное, чтобы тебе было лучше.
Мы с мужем почувствовали, что мы вместе и более сильные. Это испытание, но оно было нами пройдено. Наши отношения перешли на другую стадию, стали лучше.
Изменилось внутреннее ощущение себя, но произошло это не быстро. Я не скажу, что сразу была оптимисткой, я плохо себя чувствовала физически, у меня были психологические проблемы из-за переживаний, а потом в какой-то момент все изменилось, не сразу. Люди вели себя по-разному, с некоторыми знакомыми и друзьями мы стало общаться намного меньше, но появились другие.
Рассказывает врача-рентгенолог, консультант программы “Женское здоровье” Ольга Пучкова:
В области молочной железы боль может по нескольким причинам:
– Межреберная невралгия – самая распространенная ситуация. У женщины заболело справа – ныло-ныло и прошло, снова начало ныть, потом снова прошло. Это боль, связанная с позвоночником и ущемлением нервных окончаний в нем.
– Циклическая масталгия — боли предменструального характера. Боли, связанные с молочной железой циклически и функционально, всегда симметричны и касаются обеих желез, клетки одни и те же. Не бывает такого, что только в одной железе есть неприятные ощущения, а в другой нет. Начинаются после овуляции, у кого-то могут быть за две недели до менструации, у кого-то — за два дня, но всегда – после середины цикла.
– Третий вариант — боль, связанная с прорастанием опухоли в нерв. Такая боль постоянная, выраженная, не проходящая вообще. И это большие размеры опухоли, ее сложно с чем-то спутать, и уже есть определенная клиническая картина.
Есть крупные, серьезные исследования, доказывающие, что скрининг при раке молочной железы эффективен. Самые большие программы запущены в Финляндии, Швеции и Голландии и показывают результаты снижения смертности на 50%.
В Финляндии и Голландии скрининговый возраст 50-69 лет, в Швеции — 40-69 лет. В этих странах нет однозначной концепции относительно того, когда начинать скрининг и об интервале между обследованиями. В Швеции принято обследоваться раз в год с 40 до 55 лет и раз в два года, начиная с 55 лет. Они объясняют это биологией рака и возрастом — чем моложе пациентка, тем агрессивнее рост опухоли, поэтому интервал обследования короче.
В Финляндии скрининг раз в два года, в Голландии сейчас обсуждается включение в скрининг женщин с 40 лет.
Если у женщины нет никаких жалоб, ее ничего не беспокоит, то никакие обследования ей не нужны. Дело в том, что у обследования есть положительный результат — выявление рака на ранней стадии, когда он не угрожает жизни, а есть отрицательный — выявление незначительных изменений, которые требуют, тем не менее, каких-то вмешательств — вплоть до биопсии.
Врачи понимают, что до 40 лет вероятность заболеть РМЖ очень низкая, проводить скрининг не целесообразно, а вероятность ложноположительных результатов и выполнения ненужных исследований крайне высока – чего мы пытаемся избегать.
Но если есть жалобы на уплотнение, изменение цвета кожных покровов, формы железы, вытяжение соска или выделений из него – речь идет уже не о скрининге, а о диагностическом обследовании – за один его раунд женщине может быть сделана и маммография, и УЗИ, и биопсия, чтобы подтвердить или исключить проблемы.
Если есть отягощенная наследственность, есть мутации в генах — этим пациенткам раз в год, начиная с 25 лет, делают МРТ с контрастом. Этот скрининг работает в США, Италии и Израиле.
Причиной мастопатии является генетический вариант строения железы, с ним ничего сделать нельзя — это бесполезно и бессмысленно. Плотный фон для рентгенолога – это как облака для пилота, он снижает чувствительность маммографии. Но из-за этого плотного фона мы не призываем чаще обследоваться, возможно лишь добавление УЗИ к маммографии для этих женщин.
Женщина же должна знать, что вариант строения ее железы – такой, он не требует приема никаких препаратов. Распространено назначение «Мастодинона», но этот препарат работает при предменструальной боли, он не рассасывает кисты, фиброзножелезистая ткань никуда не девается – это утопия.
Поэтому если женщину ничто не беспокоит и не болит, она просто живет с этим и регулярно обследуется. На мой взгляд, лучше раз в год, хотя единого мнения на этот счет нет.
источник
«Болезнь пытается внедриться в мою жизнь, но у неё не получится меня сломить»
Октябрь — месяц борьбы с раком молочной железы. Мы уже рассказывали, что следует знать об этом заболевании и какие методы диагностики и профилактики самые действенные. Теперь мы решили обратиться к личному опыту и поговорили с Ириной Танаевой, которой два с половиной года назад диагностировали рак молочной железы. Ирина рассказала о том, как болезнь изменила её жизнь, о борьбе и о том, что помогает ей сохранять оптимистичный настрой. Редакция благодарит проект «Крути против рака груди» за помощь в подготовке материала.
В октябре 2013 года я неожиданно нащупала у себя в груди довольно большое уплотнение, которое появилось как будто мгновенно. Оно меня не беспокоило, не болело, но я всё равно пошла к врачу. В платной клинике, где я наблюдалась, меня осмотрела маммолог-онколог — повода не доверять ей не было. Мне сделали УЗИ, и врач сказала, что это фиброаденома. Я попросила сделать пункцию, но доктор отказала: мол, ничего страшного нет и я могу спать спокойно до следующего визита. Я всегда доверяла специалистам, мне и в голову не приходило сходить куда-то ещё, усомниться, перепроверить. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что очень халатно отнеслась к своему здоровью и к самой себе. Я не думала о плохом: раз врач так сказала, значит, всё хорошо.
На следующий осмотр я должна была прийти через три месяца. Я продолжала жить в прежнем режиме, абсолютно не сомневаясь в том, что здорова. Мы с семьёй поехали на море — это был долгожданный отдых в замечательном месте. Именно там я почувствовала боли в области груди — резкие, простреливающие — меня это сильно насторожило и напугало. С того момента эти ощущения стали регулярными. Вернувшись в Москву, я снова обратилась к врачу, но уже в специализированный маммологический центр.
Прошло уже два с половиной года, а мне до сих пор невыносимо вспоминать. 16 февраля 2014 года навсегда останется в моей памяти днём, который изменил всё в моей жизни. Тогда мне только исполнился 31 год, в кабинет врача пригласили не только меня, но и мужа — я тогда ещё не понимала, почему. «У вас, с большой вероятностью, рак», — сказал врач. Больше я ничего не слышала, в моей голове только звучали слова: «Рак — смерть, я умираю». Я очень сильно плакала, ничего не понимала, думала, как же я оставлю шестилетнего сына. Это были тяжелейшие минуты, нет слов, чтобы их описать: шок, отчаяние, ужас, страх — всё это разом, в одно мгновение навалилось на меня, и что с этим делать, я тогда не знала.
Сложно было всё — но если физическую боль можно было перетерпеть, то со своим психологическим состоянием приходилось серьёзно работать
Мы вышли из больницы и поймали такси, ехали почти молча — я плакала, а муж прижимал меня к себе. Дома нас ждали сынок и моя мама. Я не знала, что ей сказать, поэтому зашла домой и спокойно, без слёз, объявила, что у меня рак. В ответ я услышала уверенное: «Вылечим». Мама выстояла, сдержалась и никогда при мне не плакала. Я знаю, как сильно она переживает, но со мной никаких разговоров о болезни никогда не ведёт. Как отреагировал папа, я не знаю — меня оградили от всего этого, со мной не сюсюкались, не жалели, мы все продолжали жить, как и прежде. По крайней мере, старались так жить, но болезнь внесла много изменений в наши планы.
Мы стали искать хороших врачей. Тех, кому мы в итоге доверились, мы нашли не сразу, но я счастлива, что это произошло. Первым, к кому я попала на приём, был хирург-онколог Евгений Алексеевич Трошенков, работающий в Московском научно-исследовательском онкологическом институте имени П. А. Герцена. Уже через пару минут общения я поняла, что это мой врач. Евгений Алексеевич очень подробно всё рассказал, показал, осмотрел, а самое главное — успокоил меня, вселил надежду и уверенность в хорошем результате лечения. Выходя из кабинета, он сказал: «Вылечим, обязательно вылечим!» Эти слова следующие полтора года я повторяла, как «Отче наш». Мы с мужем ушли от него с улыбками на лицах, оба в один голос сказали: «Это он». Больше я ни о чём не думала: за меня всё решал мой врач, он давал чёткие указания — какие обследования пройти, что и где сделать. Мне уже было не страшно, я больше ни секунды не сомневалась в своей победе. Я набралась терпения и пошла в бой.
Мой диагноз — рак молочной железы Т4N0M0: у меня была опухоль довольно внушительного размера, но лимфоузлы не были задеты, и метастазы тоже не обнаружили. Тип рака — HER2(+++), 3B стадия. Химиотерапию я проходила в Российском онкологическом научном центре имени Н. Н. Блохина; я попала в КИ — клинические исследования, где проверяли эффективность нового препарата по сравнению с другим существующим на рынке. Лечение шло по плану, который наметила мой химиотерапевт. Мне провели восемь курсов химиотерапии: каждый 21 день мне вводили через капельницу препараты, воздействующие на опухолевые клетки. После всех курсов опухоль существенно уменьшилась.
Потом последовала радикальная кожесохранная мастэктомия с одномоментной реконструкцией тканевым экспандером (временным силиконовым имплантом, объём которого может увеличиваться за счёт заполнения его специальным раствором; позднее его заменяют на пожизненный имплант) — мне удалили левую молочную железу и 13 лимфоузлов. Далее была лучевая терапия (воздействие на опухолевые клетки ионизирующим излучением), и через полгода после мастэктомии мне сделали восстановительную пластику груди. Год после химиотерапии я получала таргетный препарат, который блокирует рост и распространение злокачественных клеток, а также применяется в профилактических целях для предупреждения рецидива.
Сложно было всё — но если физическую боль можно было перетерпеть, то со своим психологическим состоянием приходилось серьёзно работать. Я себя уговаривала, иногда жалела, плакала — делала всё, чтобы моё подавленное состояние не переходило на других. Моя болезнь практически не отражалась на моих родных и близких. Я продолжала жить, как и прежде, усиленно занималась с ребёнком, готовила его к школе. Всегда улыбалась, всегда была позитивна, порой сама утешала родных, ведь им тоже было несладко. Боль от лечения невозможно передать словами — это было очень страшно, очень тяжело, порой мне казалось, что я нахожусь на пределе своих возможностей. Я не знаю, что было тяжелее, — химиотерапия или лучевая терапия: и то и другое я переносила крайне плохо.
Легче всего мне дались две операции — на фоне химиотерапии и лучевой терапии боль от них казалась мне укусами комара. Я очень просила убрать обе груди — я желала избавиться от них, чтобы не осталось ни следа от рака. Я очень благодарна своему хирургу: он не хотел ничего слышать о полном удалении, сказал, что я молодая и что мне ещё жить дальше. Евгений Алексеевич пообещал, что сделает всё как надо, и попросил меня ни о чём не переживать — больше вопросов я не задавала. Сейчас у меня замечательная грудь, очень красивая, очень мне идёт — тем более что бонусом ко всему стало увеличение груди, о котором я сама попросила врача. Моё восприятие себя очень изменилось: я перестала видеть в себе одни недостатки, научилась воспринимать себя адекватно, не обижаться на себя, не ждать, а делать всё сейчас — ведь завтра наступит новый день и придут новые желания. Я полюбила себя — может, не до конца, но я полюбила свое тело, свою новую грудь, шрамы. Мне всё сейчас в себе нравится, несмотря на набранный вес, болезненный вид, отсутствие волос. Я люблю себя, и точка.
Сейчас я даю себе ровно пять минут на то, чтобы поплакать и пожалеть себя, — больше нет ни времени, ни желания
Во время лечения в 2014 году мне очень не хватало общения с такими же, как я. Мои родные не могли до конца понять глубину моих переживаний, интернет я принципиально не читала и как будто находилась в информационном вакууме. Однажды, в тяжёлой депрессии, я выставила в социальных сетях свою фотографию с лысой головой и написала: «Порой рак меняет нас до неузнаваемости». Долгие восемь месяцев я скрывала ото всех свою болезнь, многие даже не догадывались, куда я так внезапно пропала. Конечно, у окружающих был шок, очень многие предпочли перестать мне писать и общаться, но это их право и их выбор.
После этого на своей странице в инстаграме я начала вести онкодневник: рассказывала, что со мной происходит, как проходит лечение. Постепенно я стала находить таких же, как и я, девушек и молодых людей с онкологией. Мы поддерживали друг друга, давали советы, узнавали что-то новое о лечении. Я всегда была очень добрым человеком, мне всегда хотелось помогать, а тут я вдруг нашла применение своему большому доброму сердцу. Я действительно искренне сопереживаю всем, кто столкнулся с онкологией, отношусь к ним с большим уважением, любовью. Они для меня все герои, бойцы, победители.
Всё началось с малого. Сначала я придумала хэштег #берегисьмыбанда, благодаря которому люди с онкологией начали общаться и знакомиться. Потом стала устраивать небольшие встречи. В октябре 2015 года каждый день на своей странице в инстаграме я публиковала истории женщин с раком молочной железы. Благодаря этой моей затее очень многие поняли, что они не одни, — нас много, и что даже с таким диагнозом можно полноценно жить и радоваться каждому дню. Назвала я свою акцию #проект_Хорошиелюди. Аня Якунина так же, как и другие девушки, прислала мне свою историю — тогда меня поразили её смелость и жизнелюбие. Уже вдвоём мы начали устраивать небольшие мероприятия, мастер-классы и просто посиделки в кафе. Это были тёплые, душевные встречи, после них очень хотелось жить. Многие после общения с нами перестали стесняться своей болезни, внешности, стали открыто говорить о себе, смело ходить лысыми, не боясь косых взглядов. Многие, глядя на нас, стали понимать, что рак — это не конец жизни, а всего лишь её этап, который можно пройти.
источник
.
«Не следует забывать, что выздоровление вызывается не врачом, но самим больным человеком. Он исцеляет себя своими силами, точно так, как он ходит с помощью своей воли, или ест, или думает, дышит или спит.» Georg Groddeck
.
Апрель 2006: Я узнала о Германской Новой Медицине (GNM) через моих альтернативных врачей. В начале мая 2006 года я поехал в Монреаль с одним из моих врачей для участия в семинаре GNM, который проводила Caroline Markolin, Ph.D.
.
GNM действительно переворачивает все наши прежние парадигмы о нашем подходе к болезни и медицине вверх дном и может оставить фармацевтические компании без их бизнеса и доходов. GNM доказывает, что мать-природа не делает ошибок, и что есть биологическая причина для каждого вида рака, а также других заболеваний, и как организм запрограммирован к самовосстановлению.
Эта новая концепция обратилась ко мне немедленно. С самого начала этой проблемы, несмотря на то, что врачи говорили мне, я всегда считала, что я выживу, я чувствовала, что это в моем сердце. Я действительно верила в способность моего тела к самовосстановлению и хотела верить в это превыше всего. Кроме того, я считала, что это заболевание было вызвано эффектом вне моего тела, который повлиял на мое здоровье.
.
Доктор Хамер, основатель Германской Новой Медицины, доказала, что все болезни, включая рак, вызваны эмоциональным шоком, который ловит нас врасплох. Это влияет на наш мозг, психику, и орган одновременно. Это создает поражение в области головного мозга, которая коррелирует с конкретным типом шока и затем передает сообщение в соответствующий орган.
.
Я была в состоянии привязать мои болезни к определенному шоку, который произошел в моей жизни. Именно во время «активного состояния конфликта» и растет опухоль. В случае рака молочной железы, это вопрос «конфликта гнезда», при котором женщина сама на самом деле создает больше клеток в груди, чтобы производить больше молока (даже если она не кормит грудью), так как в природе таким способом женщина решает ее конфликт через производство больше молока, чтобы обеспечить им членов своего «гнезда». В случае рака легкого опухоль вызвана «конфликт страха смерти».
.
Стандартная медицина определяет любой рост (пролиферацию) клеток как рак, хотя это, как обнаружили доктор Хамер, запрограммированный биологический ответ для выживания. Да, мы «духовного существа, имеющие наш собственный человеческий опыт», но, мы не должны упускать из виду тот факт, что наш дух заключен в тело животного с животной природой и биологическим предварительным программированием.
.
Надо признать свой конфликт (-ы) — затем пройти через «разрешение конфликта». После того как вы решили свои конфликты, ваше тело переходит в фазе заживления, где собственные бактерий организма, в частности, созданные только для этой цели — деградировать и разлагать опухоли.
.
Я была в состоянии отследить все события в моем случае. Я определила мои «конфликты», способы их решения, и обнаружила, что я в настоящее время нахожусь уже в стадии заживления.
.
Я правша. Мой рак молочной железы в моей левой груди начали с «конфликта гнезда», связанный с членами моей семьи. Это были несколько конфликтов:
— моя мать была диагностирована с раком легких;
— мой сын получил DUI (вождение в нетрезвом виде?) и он переехал в другой штат (моему ребенку угрожали и он уехал из «гнезда»);
— моя собака умерла (многие люди считают своих питомцев как членов семьи или гнезда).
.
GNM помог мне определить, что мастэктомия является излишней, жестокой и бездушной операцией. Женщинам с раком молочной железы не нужно терять свою грудь. Рак молочной железы является не опасным для жизни. Когда вы слышите о женщине, которая «поддалась» раку молочной железы, то она умерла не от этой болезни. Она умерла либо от последствий ее лечения или от истощения тела из-за лечения.
.
Химиотерапия и радиация не «исцеляют» рак. Почему мои онкологи не могли объяснить, почему рак легких «ответил на лечение» и полностью исчез, а в груди опухоль продолжает расти и не реагировать на любое лечение? Почему рак отвечает в одной части моего тела на химио лечение, но не в другой? Именно потому, что мое тело исцелило себя от рака легких, потому что я была в состоянии решить конфликт смертельного страха, который ее вызвал. Но я пока не решила конфликт, вызвавший рак груди.
.
Интересное примечание – сегодня препарат для химиотерапии должен быть одобрен FDA (Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов США), однако оно требует только того, чтобы фармацевтическая компания может доказать, что препарат сократил опухоль в течение одного месяца. Вот и все!
.
GNM развеивает миф о «метастазах» как недоказанную медицинскую теорию. Мой рак легких был вызван «конфликтом смертельного испуга», который я смогла решить практически сразу. Мое тело было в состоянии излечить себя от рака легких, так как духовно я не боюсь смерти. .
Согласно GNM необходимость в хирургическом вмешательстве есть только тогда, когда опухоль создает помехи для функционирования органа. Рак молочной железы не является «опасным для жизни».
.
Часто болезнь обнаруживается только тогда, когда тело уже находится в фазе заживления — потому что вы испытываете боль, воспаление, лихорадку и т.п., когда опухоль уже разлагается. Вы испытываете в этот период крайнюю усталость и слабость, потому что ваше тело отдает всю свою энергию процессу заживления. Самой трудной частью заживления является так называемый «эпилептоидный кризиса». Я в этот момент кризиса испытала мучительную головную боль, лихорадку, головокружение и т.д.
Главное то, что вы понимаете процесс исцеления тела и что вы не впадаете в панику, когда эти процессы проходят и не мешаете им. Разрешите процессам течь и исцелять вас.
.
GNM объясняет, почему люди, которые никогда не курили, получают рак легких; почему люди, которые никогда не пили, получают цирроз печени; почему люди, которые живут своей жизнью, где они пьют, курят, живут в избытке любого вида и подвергаются атаке «вызывающих рак химических веществ» никогда не бывают больными в их жизни. Это объясняет, почему когда врачи готовят к операции некоторых людей, которым ранее поставили диагноз «рак», то опухоль каким-то чудесным образом «вдруг» исчезла или инкапсулировалась. Это потому, что рак не вызвано ничем иным, кроме этого начального эмоционального « шока», а тело хочет и имеет возможность к самовосстановлению.
.
В апреле 2006 года я приняла внутренне парадигму Германской Новой Медицины, я выбрал этот мой путь к исцелению. Я искренне верю в способность моего организма к самовосстановлению. Я остановил свою озонотерапию в марте 2006 года и мое лечение химиотерапией в апреле 2006 года. Я продолжала сотрудничать с врачами альтернативной медицины, чтобы помочь моему телу с его исцеления. Я прекратила все, что могло убить или сдерживать действия бактерий в моем теле для работы по разложению опухоли.
Это трудный путь. Люди и общество бывают в шоке, когда вы не делаете химиотерапию или лучевую терапии. Люди были обучены верить тому, что ортодоксальная медицина сказал им о раке и трудно принимают это новое лекарство.
.
Большинство людей не готовы терпеть то, что организм требует, чтобы пройти, чтобы излечить себя. Потому что Бог дал мне силы терпеть и верить в мои способности организма к самовосстановлению, у меня до сих пор есть моя грудь и мне не пришлось пережить серьезные побочные эффекты лечения стандартной медицины. .
Независимо от времени, которое потребовалось для роста опухолей, люди хотят чтобы лечение быть быстрым – убрать опухоль из моего тела, вырезать ее, подвергнуть излучению, без разумного анализа возможных последствий. Я отказалась от излучения, когда мне его предложили. Прямо за моей левой грудью находится мое сердце и мои легкие. Никто не мог гарантировать мне, что излучение не повлияет на эти жизненно важные органы. Я знала о женщине, у которой была эта радиация и какие повреждения она получила — она умерла от осложнений. .
Я испытала потерю крови через опухоль и, следовательно, от опасно низкого уровня гемоглобина крови. Я считаю, что химиотерапия отрицательно повлияла на способность моего костного мозга вырабатывать гемоглобин.
.
Я испытала высокую температуру. Большинство людей, когда испытывают лихорадку, хотят принять таблетку, чтобы остановить его. Повышенная температура это способ вашего тела борьбы с проблемой. Мы не должны вмешиваться в программу организма к самовосстановлению.
.
С августа 2006 года, спустя три месяца после прекращения химиотерапии, когда я позволила моему телу делать то, что оно биологически запрограммировано делать, опухоли начали разлагаться. Сначала уплотнение в груди была тверда, как скала. Я заметила что оно начинает смягчаться. Потом я заметила неприятные выделения на моей повязку. Раньше я только испытал прозрачные выделения из груди. Большинство людей было бы предположить, что это инфекция и обратились бы к врачу, чтобы остановить ее. Я поняла, что это бактерии разлагают опухоль в моем теле.
Это должно было занять некоторое время, так как опухоль росла примерно полтора года до своего размера в 11см х 8см. Я буду и дальше продолжать документировать мое продвижение к исцелению моего тела.
У нас нет статистики или исследований, касающихся тех больных раком, которые снизились радиации или химиотерапии. Мы только имеем данные по умершим. Есть много историй о том, как люди «чудесным образом» излечивались. Истинное чудо это тело, которое было разработано совершенства. Их тела исцелил себя сами.
.
Эта болезнь была неудобной, надоедливым опытом и благословение. Я была одним из счастливчиков. Я выжила в процессе лечения, которое убивает больше больных раком, чем фактические заболевания. Я не позволяла врачам «калечить» мое тело. Я до сих пор живу, уже 1 год и 9 месяцев с момента постановки диагноза. Я не позволила болезни взять что-нибудь от меня. Я узнала так много о здоровье и питании, и я выросла духовно и эмоционально. Я теперь лучший человек во всех отношениях.
.
(…)
.
Это мой избранный путь – путь Германской Новой Медицины. ( Cherry Trumpower 12 сентября 2006 )
.
2 февраля 2007 года в 23:11 Cherry Trumpower умера в возрасте 55 лет. По словам ее врача — «ее легкие не могут поддержать ее жизненные функции». Наша благодарность идет к мужу Cherry , который дал нам разрешение на публикацию рассказа Cherry , говоря: «Cherry хотела рассказать миру о Германской Новой Медицине».
.
.
источник