В те дни, когда царем Ирана был мудрый Ануширван (VI в.), его придворный лекарь Бурзое отправился по приказанию своего повелителя в Индию, чтобы добыть там книгу под названием «Калила и Димна», хранившуюся в сокровищнице индийских царей. Вести об этой книге, как о таинственном источнике мудрости разнесли по всем краям земли купцы и путешественники, ученые и философы, которые побывали в индийских землях, но так и не смогли познакомиться с этим сочинением, запретным для чужестранцев. Индийцы свято хранили «Калилу и Димну», ибо так завещал им философ и глава брахманов Байдаба, написавший эту книгу для могучего царя Дабшалима, чтобы тот руководствовался ею в делах управления державой.
Заполучив заветную книгу с помощью казначея индийского правителя, Бурзое переписал ее и перевел на пехлеви, древний язык персов, тайно привез свой перевод в Иран, где прочел его перед Ануширваном и его царедворцами. Из этой книги черпали персы мудрость, которую перенимали у них другие народы, в том числе и арабы, так как лет через двести она была переведена на арабский язык Ибн аль-Мукаффой. Такова краткая история появления на арабском языке «Калилы и Димны», о которой повествуют некий Бахнуд ибн Сахван (очевидно, первый переписчик рукописи) и, от имени Бурзое, мудрый Бузургмихр, вазир Ануширвана.
Вся эта история носит явственный отпечаток легенды, так как перевод «книги индийской мудрости» приурочен ко времени Ануширвана и Бузургмихра, прославленных персидских мудрецов, а похождения придворного лекаря Бурзое получили своеобразный сказочный характер. Возможно, книга была переведена на пехлеви раньше или позже того времени, когда правил Хосров Ануширван, может быть, она была переведена с санскрита вначале не на пехлеви, а на сирийский (арамейский) язык. Примечательно, что сирийских рукописей «Калилы и Димны» сохранилось множество, а пехлевийской — ни одной. Конечно, у сирийцев был богатейший опыт переводов философских, медицинских, богословских сочинений, правда, главным образом с греческого языка. Тем не менее эта история или легенда правдиво передает два важных момента.
Во-первых, она совершенно точно указывает на источник «Калилы и Димны» — написанную на санскрите книгу «Панчатантра», буквально «Пятикнижие», начинающуюся именно с рассказа о царе зверей льве и двух шакалах — Каратаке и Даманаке, чьи имена по-арабски стали звучать «Калила» и «Димна». Автор «Панчатантры» неизвестен. Ученые-санскритологи полагают, что ее первоначальный вариант, не дошедший до нас, появился в III–IV веках н. э., однако, без сомнения, отдельные басни о людях и животных, из которых состоит «Панчатантра», появились гораздо раньше, ибо были частью фольклора Индии. От них-то и идут так называемые «бродячие» или «странствующие» сюжеты в фольклоре многих народов мира, подобные рассказу о «лягушке-путешественнице».
Во-вторых, легенда отражает присущее людям древности и средневековья отношение к слову как к некоему волшебному талисману, величайшей драгоценности, достойной храниться в царской сокровищнице. Ведь слово — облаченная в словеса мудрость и в то же время ее оружие, вот потому-то мудрость ценится выше богатства, дороже царской власти. Легенда как бы подчеркивает общечеловеческое значение «Калилы и Димны»: заключенная в ней мудрость, по словам Бахнуда ибн Сахвана, поучительна и необходима не только индийцам или персам, но всем народам и всем людям, желающим приобщиться к ней, она надобна не только «мудрецам и философам», которые желают постигнуть ее глубины, но и каждому, кто станет читать ее, привлеченный забавными рассказами, и незаметно для себя начнет проникаться высшей мудростью в той мере, в коей позволит ему нрав его и разумение.
И действительно, трудно назвать в мировой литературе книгу, что заслужила бы такую же воистину непреходящую популярность. Она оказалась понятной и близкой людям средневековья и нового времени, ее читали в переводах и переложениях в Западной Европе и на Руси, в Иране, в Турции и Индонезии.
Почему же «Калила и Димна» волновала умы в течение столь долгих веков? Ведь литературы тех стран, где осуществлялись переложения и переводы этого сочинения, изобилуют произведениями самых разнообразных жанров, и поэтических, и прозаических, которые по своей значимости и художественным достоинствам намного превосходят сборник забавных басен о животных. Очевидно, причина популярности кроется в том, что провозглашаемая книгой цель, якобы «доступная лишь философу», не так глубоко запрятана и потому понятна простому читателю, неискушенному в философских вопросах. И цель эта — показать отношения человека и общества, вскрыть самые распространенные человеческие пороки, найти способы, с помощью которых можно от них избавиться, то есть сформировать личность разумного человека.
В различные эпохи читатели находили в «Калиле и Димне» то, что было интересно для всех сословий: ученые проникали в скрытый смысл забавных басен и сказок, постигая ту мудрость, ради которой Ануширван отправил Бурзое в опасное путешествие; простые горожане смеялись, читая о злоключениях недалекого мужа, поверившего неверной жене, или о хитрости обезьяны, обманувшей черепаху, желавшую получить обезьянье сердце, или же о глупости осла, который «отправился за рогами, но вернулся с отрезанными ушами». Многие узнавали в своевольном и жестоком льве — царе зверей — правителей своего времени, в тиграх, кабанах и шакалах — князей и вельмож, а в маленьких птичках, сумевших победить могущественного слона, — малых мира сего, и себя самого, и своих соседей и знакомых. Ну а, скажем, богословы видели в книге «божественную» аллегорию, повествующую о тщете бренного мира и о тех добродетелях, коими должен обладать каждый верующий и благочестивый человек, чтобы достойно провести свою жизнь и получить доброе воздаяние на том свете.
Книга оказалась поистине огромной сокровищницей сюжетов, неисчерпаемым кладезем, из которого можно было черпать и черпать. В ней был материал для создания и забавных басен, и коротких новелл, и назидательных и нравоучительных сочинений. Соединенные в одной книге мудрость и занимательность существовали как бы и раздельно: каждая из частей «Калилы и Димны» могла стать сюжетной основой для создания произведения любого жанра, прозаического или поэтического.
«Панчатантре» суждено был завоевать мир в «чужом» обличье, так сказать, переодевшись в арабское одеяние, — ведь недаром арабский язык в течение почти тысячелетия был одним из самых распространенных литературных языков мира. Сыграло немалую роль и то, что переводчик, вполне возможно, значительно переработал оригинал, добавив предисловие — наиболее интересную в философском отношении часть книги — и исключив те главы, которые были слишком специфически индийскими и чуждыми для мусульманского и христианского монотеистического мировоззрения.
Особую популярность «Калила и Димна» получила примерно через триста лет после своего появления, в XI веке, когда к арабской литературе, особенно к ее художественной прозе, проявили интерес ближайшие соседи арабов — византийцы. Около 1080 года византийский прозаик Симеон Сиф перевел «Калилу и Димну» с арабского на греческий язык, дав ей название «Стефанит и Ихнилат» (букв. «Увенчанный и Следопыт»), так как переводчик «этимологизировал» имена шакалов, произведя имя Калила от «иклиль» (араб. «венец»), а Димна — от слова, обозначающего «остатки кочевья». Греческий перевод послужил основой для множества переложений и переводов на славянские языки, и уже в XII в. книга «Увенчанный и Следопыт» пришла на Русь, где приобрела широкую известность как нравоучительное зерцало. Древнерусские переводчики почитали ее наставлением в христианском благочестии и даже утверждали, что автор — не кто иной как Иоанн Дамаскин, знаменитый христианский богослов.
В начале XII века знаток арабского языка Иоэль перевел «Калилу и Димну» на древнееврейский язык, и этот перевод в 60-х годах XIII века стал основой латинского переложения Иоанна из Капуи, который назвал его «Директорум вите хумане» («Наставление человеческой жизни»). Это было не случайно: Западная Европа XII–XIV веков находилась под обаянием «арабской учености», пришедшей главным образом из Андалусии — Арабской Испании. Философы увлекаются учением Ибн Рушда (Аверроэса), Ибн Сины (Авиценны), алхимики и астрономы изучают переведенные на латынь непосредственно с арабского или через посредство древнееврейского труды ар-Рази (Разеса), аль-Фергани (Альфрагануса) и многих других. Особенно усилился интерес к Востоку во время крестовых походов: рыцари вывозили оттуда клинки дамасской стали и скакунов невиданных статей, прекрасных пленниц и даже некоторые восточные мистические учения, купцы — пряности, драгоценные ткани и предметы роскоши, а ученые — тайны «восточной мудрости».
источник
Сборник басен и притч, назидательных и поучительных рассказов под заголовком «Калила и Димна» является переложением и переработкой текстов известной индийской книги «Панчатантра», однако судьба «Калилы и Димны», творения талантливого арабского средневекового литератора и стилиста Ибн аль-Мукаффы, была поистине удивительной: книга, ставшая шедевром средневековой литературы, существовала совершенно самостоятельно, обойдя в переводах и переложениях почти все страны Европы и Азии.
Настоящий перевод этой книги, сделанный заново, публикуется впервые, как и извлечения из сочинений Ибн аль-Мукаффы «Большая книга адаба» и «Малая книга адаба», которые на русском языке еще никогда не издавались.
В те дни, когда царем Ирана был мудрый Ануширван (VI в.), его придворный лекарь Бурзое отправился по приказанию своего повелителя в Индию, чтобы добыть там книгу под названием «Калила и Димна», хранившуюся в сокровищнице индийских царей. Вести об этой книге, как о таинственном источнике мудрости разнесли по всем краям земли купцы и путешественники, ученые и философы, которые побывали в индийских землях, но так и не смогли познакомиться с этим сочинением, запретным для чужестранцев. Индийцы свято хранили «Калилу и Димну», ибо так завещал им философ и глава брахманов Байдаба, написавший эту книгу для могучего царя Дабшалима, чтобы тот руководствовался ею в делах управления державой.
Заполучив заветную книгу с помощью казначея индийского правителя, Бурзое переписал ее и перевел на пехлеви, древний язык персов, тайно привез свой перевод в Иран, где прочел его перед Ануширваном и его царедворцами. Из этой книги черпали персы мудрость, которую перенимали у них другие народы, в том числе и арабы, так как лет через двести она была переведена на арабский язык Ибн аль-Мукаффой. Такова краткая история появления на арабском языке «Калилы и Димны», о которой повествуют некий Бахнуд ибн Сахван (очевидно, первый переписчик рукописи) и, от имени Бурзое, мудрый Бузургмихр, вазир Ануширвана.
Вся эта история носит явственный отпечаток легенды, так как перевод «книги индийской мудрости» приурочен ко времени Ануширвана и Бузургмихра, прославленных персидских мудрецов, а похождения придворного лекаря Бурзое получили своеобразный сказочный характер. Возможно, книга была переведена на пехлеви раньше или позже того времени, когда правил Хосров Ануширван, может быть, она была переведена с санскрита вначале не на пехлеви, а на сирийский (арамейский) язык. Примечательно, что сирийских рукописей «Калилы и Димны» сохранилось множество, а пехлевийской — ни одной. Конечно, у сирийцев был богатейший опыт переводов философских, медицинских, богословских сочинений, правда, главным образом с греческого языка. Тем не менее эта история или легенда правдиво передает два важных момента.
Во-первых, она совершенно точно указывает на источник «Калилы и Димны» — написанную на санскрите книгу «Панчатантра», буквально «Пятикнижие», начинающуюся именно с рассказа о царе зверей льве и двух шакалах — Каратаке и Даманаке, чьи имена по-арабски стали звучать «Калила» и «Димна». Автор «Панчатантры» неизвестен. Ученые-санскритологи полагают, что ее первоначальный вариант, не дошедший до нас, появился в III–IV веках н. э., однако, без сомнения, отдельные басни о людях и животных, из которых состоит «Панчатантра», появились гораздо раньше, ибо были частью фольклора Индии. От них-то и идут так называемые «бродячие» или «странствующие» сюжеты в фольклоре многих народов мира, подобные рассказу о «лягушке-путешественнице».
Во-вторых, легенда отражает присущее людям древности и средневековья отношение к слову как к некоему волшебному талисману, величайшей драгоценности, достойной храниться в царской сокровищнице. Ведь слово — облаченная в словеса мудрость и в то же время ее оружие, вот потому-то мудрость ценится выше богатства, дороже царской власти. Легенда как бы подчеркивает общечеловеческое значение «Калилы и Димны»: заключенная в ней мудрость, по словам Бахнуда ибн Сахвана, поучительна и необходима не только индийцам или персам, но всем народам и всем людям, желающим приобщиться к ней, она надобна не только «мудрецам и философам», которые желают постигнуть ее глубины, но и каждому, кто станет читать ее, привлеченный забавными рассказами, и незаметно для себя начнет проникаться высшей мудростью в той мере, в коей позволит ему нрав его и разумение.
И действительно, трудно назвать в мировой литературе книгу, что заслужила бы такую же воистину непреходящую популярность. Она оказалась понятной и близкой людям средневековья и нового времени, ее читали в переводах и переложениях в Западной Европе и на Руси, в Иране, в Турции и Индонезии.
Почему же «Калила и Димна» волновала умы в течение столь долгих веков? Ведь литературы тех стран, где осуществлялись переложения и переводы этого сочинения, изобилуют произведениями самых разнообразных жанров, и поэтических, и прозаических, которые по своей значимости и художественным достоинствам намного превосходят сборник забавных басен о животных. Очевидно, причина популярности кроется в том, что провозглашаемая книгой цель, якобы «доступная лишь философу», не так глубоко запрятана и потому понятна простому читателю, неискушенному в философских вопросах. И цель эта — показать отношения человека и общества, вскрыть самые распространенные человеческие пороки, найти способы, с помощью которых можно от них избавиться, то есть сформировать личность разумного человека.
В различные эпохи читатели находили в «Калиле и Димне» то, что было интересно для всех сословий: ученые проникали в скрытый смысл забавных басен и сказок, постигая ту мудрость, ради которой Ануширван отправил Бурзое в опасное путешествие; простые горожане смеялись, читая о злоключениях недалекого мужа, поверившего неверной жене, или о хитрости обезьяны, обманувшей черепаху, желавшую получить обезьянье сердце, или же о глупости осла, который «отправился за рогами, но вернулся с отрезанными ушами». Многие узнавали в своевольном и жестоком льве — царе зверей — правителей своего времени, в тиграх, кабанах и шакалах — князей и вельмож, а в маленьких птичках, сумевших победить могущественного слона, — малых мира сего, и себя самого, и своих соседей и знакомых. Ну а, скажем, богословы видели в книге «божественную» аллегорию, повествующую о тщете бренного мира и о тех добродетелях, коими должен обладать каждый верующий и благочестивый человек, чтобы достойно провести свою жизнь и получить доброе воздаяние на том свете.
Книга оказалась поистине огромной сокровищницей сюжетов, неисчерпаемым кладезем, из которого можно было черпать и черпать. В ней был материал для создания и забавных басен, и коротких новелл, и назидательных и нравоучительных сочинений. Соединенные в одной книге мудрость и занимательность существовали как бы и раздельно: каждая из частей «Калилы и Димны» могла стать сюжетной основой для создания произведения любого жанра, прозаического или поэтического.
«Панчатантре» суждено был завоевать мир в «чужом» обличье, так сказать, переодевшись в арабское одеяние, — ведь недаром арабский язык в течение почти тысячелетия был одним из самых распространенных литературных языков мира. Сыграло немалую роль и то, что переводчик, вполне возможно, значительно переработал оригинал, добавив предисловие — наиболее интересную в философском отношении часть книги — и исключив те главы, которые были слишком специфически индийскими и чуждыми для мусульманского и христианского монотеистического мировоззрения.
источник
26.10.2017 Гуногун Comments Off on ХИКОЯХО АЗ «АНВОРИ СУХАЙЛИ» («КАЛИЛА ВА ДИМНА») 1,583 Показы
Ин хикоя тахминан дар асри IV ё соли 300 (яъне такри бан 1700 сол пеш аз ин) аз тарафи муаллифи номаълуме дар Хиндустон таълиф гардидааст.
Аммо матни аслии он то замони мо омада нарасидааст. Он китобе, ки аз руи он тахрирхою тарчумахои баъдина ба вучуд омадаанд, соли 1199 тахрир ёфтааст. «Калила ва Димна» дар Хиндустон бо номи «Панчатанра» (яъне «Панч китоб») машхур аст.
Хукмрони сулолаи Сосониён Хусрави Анушервон (531-579) шунидааст, ки дар куххои Хинд гиёхе меруидааст ва агар онро ба мурда диханд, зинда мешудааст. Анушервон Барзуя ном хакими худро ба Хиндустон мефиристад, ки он гиёхро дастрас намояд. Барзуя дар кухсори Хиндустон ин гиёхро бисёр чустучу мекунад, вале онро пайдо карда наметавонад Аз донишманди кухансоли Хинд сирри ин гиёхи «чонбахш»-ро мефахмад: гиёхи чонбахш китоби «Калила ва Димна» будааст, ки суханони пандомузи он одамони нодони ба мурда баробарро донову бино мекардааст. Барзуя он китобро пайдо карда, аз он нусха мебардорад ва ба Эрон назди Анушервон меорад. Тахмин мекунанд, ки Барзуя «Калила ва Димна»-ро ба забони пахлави тарчума кардааст.
Дар натичаи хамлаи арабхо бисёр осори тамаддун ва адабиёти халкхои Эрону Осиёи Миёна аз байн рафт. «Калила ва Димна» дар катори китобхои нобуднашуда, хушбахто на, боки монд ва дар асри VIII аз забони пахлави ба араби бо калами шоир ва мутарчими машхур Абдулло ибни Мукаффаъ тарчума шуд.
«Калила ва Димна» баъдтар тадричан ба забонхои юнони, славяни, яхуди, лотини, хамаги ба шаст забон тарчума шуда, дусад маротиба тахрир ёфт.
Дар асри XII Абулмаолии Насруллох «Калила ва Дим-на»-ро аз забони араби аз нав ба забони форси тарчума намуд. То асри XV тарчумаи форсии Абулмаолии Насруллохшухрати калоне дошт. Бо мурури замон, баробари тагйироти сиёсию иктисоди, акидаву афкори ичтимои, пеш аз хама, завку писанди бадеи низ тагйир ёфт. Акнун зарурати аз нав тахрир намудани «Калила ва Димна» ба вучуд омад.
Нависандаи барчаста, олими намоён ва воъизи бехамтои асри XV Мавлоно Хусайн Воъизи Кошифи ба тарчумаи Абулмаолии Насруллох либоси нав пушонида, «Калила ва Димна»-ро аз нав тахрир намуд. У ба шарафи Шайх Ахма-ди Сухайли, ки аз хосони Султон Хусайни Бойкаро (1468-1506) буд, ба ин китоб «Анвори Сухайли» ном гузошт.
Хикояти «Калила ва Димна» таърихи духазорсола дорад ва дар муддати бист аср, бешубха, аз чихати мазмун, сабк ва услуб борхо тагйир ёфтааст.
Хусайн Воъизи Кошифи ба китоби «Калила ва Димна» хикояти подшохи Чин ва ба воситаи он хикояти Рой Доб шилим ва Барахман Бидпойро дохил намуд.
Дар мамлакати Чин подшохи адолатпарваре буд, ки уро Хумоюнфол мегуфтанд. У Хучистарой ном вазири донишманд ва сохибтадбире дошт. Рузе шоху вазир бо лашкари зиёд ба шикор баромаданд. Рузи дароз онхо дар дашту кухсор чонварону хайвонотро сайд намуданд. Баъди шикор шох лашкари худро чавоб дода, хамрохи вазир ва чанд тан аз сипохиён ба тарафи шахр равона шуд.
Хумоюнфол ба Хучистарой таклиф намуд, ки дар ягон чои сояву салкин каме истирохат намуда, пас ба рох даро янд. Хучистарой уро ба доманаи кухе, ки маргзори сабзу хуррам ва чашмасорхои бешумор дошт, овард. Онхо дар лаби ин чашмахо ва сояи дарахтхо нишаста истирохат мекарданд.
Дар маргзор дарахти кухнаи себ буд, ки аз нашъунамо монда, танаи он аз захми кирмон холи шуда буд. Дар ковокии ин дарахт занбурхои асал хона сохта буданд ва бо навбату тартиб даробаро мекарданд. Хумоюнфол, ки ин холро пеш аз ин надида буд, чи будани ин занбурхо ва сабаби таку дави онхоро аз вазири худ пурсид. Хучистарой чавоб дод:
– Ин занбурхо гурухеанд, ки манфиати бисёру зарари андаке доранд. Онхо подшохе доранд, ки ба чусса аз онхо бузургтар аст ва хамаи онхо ба у сари итоат хам кардаанд:
барои идора намудани онхо вазир, хочиб, дарбон, посбон ва накиби лашкар таъин намудааст. Хар як аз ин занбурхо барои худ аз мум хонаи шашкунчае сохтааст ва ба хукми султонашон аз хонахояшон берун меоянд. Амирашон мефармояд, ки онхо тани худро ба хар чизи нопок олуда насозанд. Аз ин сабаб, онхо факат болои гулу шукуфахои тоза нишаста, гардхои онро мехуранд.
Аз гарди ин гулу шукуфахо дар дохили онхо шарбате хосил мешавад. Вакте ки ба хонахои худ меоянд, дарбонон онхоро тафтиш мекунанд, агар мабодо аз онхо буи баде ояд, хамон замон онхоро ду пора карда мекушанд. Агар дарбонон тагофул кунанд ва дар хамин хол онхоро ба хона рох диханд, подшох аз ин буи бад хабардор шуда, хам он занбур ва хам он дарбонро мекушад. Агар фарзанди занбуре аз занбурхонаи дигар ба хонаи онхо даромадани шавад, онро манъ мекунанд, агар гуш накунад, уро низ ба катл мерасонанд.
Ривоят мекунанд, ки Чамшед тарзи давлатдориро бо усули хамин занбурхо сохта будааст. Хумоюнфол аз ин суханони Хучистарой дар хайрат монда гуфт:
«Ачаб дар он аст, ки бо вучуди сирати хайвони доштанашон якдигарро озор намедиханд ва харчанд неш дошта бошанд хам, хосили он факат шарбати нуш аст. Мо дар байни одамон хилофи ин одатро мебинем, ки чамъе аз онхо ба гурухи дигаре зарар мерасонанд ва мехоханд, ки бунёде хамчун худро барандозанд».
Пас шоху вазир аз ахлоки инсони ва муносибати одамон бо хамдигар хеле сухбатхо карданд. Дар зимни ин сухбат
– Хар подшохи одил, ки мадори кори худро бар хикмат нихад, панду насихати хакимон ва донишмандонро дастуру амали кори худ кунад, хам мамлакаташ ободон ва хам раияташ хушдилу шодон хоханд шуд. Чунончи Рой Аъзами Добшилими хинди, ки асоси салтанати худро аз руи коидахои хакими донишманд Барахман Бидпой сохта буд, рузгори худро ба комрони гузаронида.
Хумоюнфол мегуяд, ки у хам аз киссаи ин Ройи Аъзам бисёрхо шунидааст, аммо тафсили он то хол ба у маълум нест. Сипас аз Хучистарой хохиш намуд, ки ин киссаро батафсил ба у хикоят кунад.
– Дар яке аз кишвархои Хинд подшохе буд, ки уро Рой Добшилим мегуфтанд. Добшилим ба забони хинди подшохи бузург гуфтан аст. Добшилим шохи нихоят раиятпарвар ва саховатманд буд. Дар сухбати у пайваста хакимони дониш-
манд ва олимони фозил хозир буданд.
– Рузе Добшилим мачлисе ишрат ороста буд. Дар ин мачлис аз хислатхои писандида ва сифатхои сутудаи одамон ва шохон сухан мерафт. Дар айни сухбат сухан аз саховатманди ва эхсону иньом ба миён омад. Хама гуфтанд, ки барои инсон ва махсусан, шохон хислати бехтарин ва писандатарин саховатманди аст.
Добшилим чун ин суханхо шунид, фармуд, ки дари хазинаро кушоянд ва зару сим ба хосу ом бидиханд. Аз ин саховат ва инъомхои бисёру бешумори шох хурду калон хурсанду хушдил шуданд.
Хамин шаб Добшилим дар хоб дид, ки пирамарди нуроние пеши у омада гуфт:
– Имруз ту ганчи гаронмояро хадяи хосу ом ва хурду калон карди. Субхидам бархез ва ба суи Машрик бирав, ки дар он чо ганче нихон аст ва он насибаи туст.
Пагохии барвакт Добшилим аз чой бархеста, савор ба Шарк равон шуд. У ба домани кухи баландкуллае расид, ки дар зери он гори бетаге буд. Бар дари он гор пирамарди равшандиле нишаста буд. Добшилим чун назди он пир расид, салом кард, пирамард аз дилчуии шох хурсанд шуда уро тахният хонд ва гуфт:
– Шохо, ман ба расми тухфа ганчномаеро, ки аз падарам мерос мондааст, ба ту такдим медорам. Дар он ганчнома навишта шудааст, ки дар гушаи ин гор ганчи фаровоне хаст.
Ман, ки аз давлати дунё даст кашидаам, мехохам, ки ин ганчро ту бибари ва сарфи давлати худ бисози.
Добшилим ба хидмадгорон фармуд, ки атрофи он горро бикованд.Дар андак муддате хидматгорон сандукхои бисёре пайдо карда, пеши шох оварданд. Добшилим фармуд,
сари сандукхо кушоданд, дар онхо симу зари фаровон ва тухфахои бешумор диданд. Аммо дар байни ин сандукхо сандуке диданд, ки бо бандхои махкам баста ва кулфи румие ба он зада буданд. Харчанд чустучу карданд, калиди ин кулф пайдо нашуд. Бо фармоиши Добшилим охангарони чобукдаст мувофики он кулф калиде сохта сандукро кушоданд ва аз он дурче берун оварданд. Даруни он дурч хуккае буд. Хуккаро пеши шох оварда кушоданд, ки аз он пораи харире берун омад, дар руи харир ба хати суриёни чизе навишта буд.
Пас олимеро, ки аз хату забони суриёни вокиф буд, хозир карданд ва он олим мазмуни ин хатро чунин шарх дод:
– Ин ганчнома мактубест, ки анвои манфиату фоидахо дар он дарч ёфтааст. Мазмуни мухтасари он ин аст: Ман, ки Хушанг подшохам, ин нома ва хазинаро барои Ройи Аъзам Добшилим ниходаам. Медонам, ки вакте ки хамаи ин ганчхо насиби у мешавад, ин васиятномаро низ байни ин ганчхо ниходам, то ки у ба зару сим фирефта нашуда, аз руи хамин васиятнома корхои худро анчом дихад. Васияти аввал он аст, ки агар подшох хар касро аз чумлаи мулозимонаш ба худ наздик созад, харгиз бадгуии дигаронро дар хакки у кабул насозад. Зеро хар ки ба подшох наздик шуд, албатта, чамъе аз хамкорон ба у хасад мебаранд ва дар хакки у хар гуна бадгуи мекунанд, то уро аз пой дароваранд.
Васияти дувум: ба мачлиси худ касони хабаркаш ва гараздорро рох надихад ва агар ин сифатро аз касе мушохида кунад, хар чи зудтар дар пайи пешгирии зарари у шавад.
Васияти савум: бо арбоби давлати худ хамеша тарики му вофикат ва накухохиро риоя намоянд, зеро ба иттифоки дустони якдилу якчихат кор хамеша пешрав аст. Васияти чорум: ба лутфу мехрубонии душман харгиз бовар накунад, ки аз душман харгиз дусти наояд.
Васияти панчум: чун гавхари мурод ба даст даромад, дар мухофизати он гафлат накунад, ки агар мабодо максуд аз даст равад, ба даст овардани он басо душвор аст ва дар рафтани он пушаймони суд надорад. Васияти шашум: дар корхо шитобзадаги ва сабуккори накунад, балки тааммулу таанниро пеш гирад, ки зарари таъчил бисёру манфиати сабру сукун бешумор аст. Васияти хафтум: хеч гох тадбиру чораандеширо фуру нагузорад. Чун бинад, ки чамъе аз душ-
манон ба касди вай иттифок кардаанд, салох дар он бинад, ки бо яке аз онхо дустиву мехрубони карда, ба ин васила рохи халоси кунад. Васияти хаштум: аз касони хасуд ва бадкина хазар кунад ва ба нармзабонии онхо магрур нашавад, чун нихоли кина дар замини сина нишонда шуд, самари он танхо зарару озор хохад буд.
Васияти нухум: анвор ва бахшидани гунохро шиори худ созад ва мулозимони худро ба андак чарима ба азобу шиканча гирифтор насозад. Васияти дахум: гирди озори хеч кас нагардад, то ки ба тарики мукофот ба худи у зарар нарасад. Васияти ёздахум: ба коре, ки мувофики тавру лоики холи у набошад, майл накунад. Васияти дувоздахум: дар корхо хамеша халиму вазнин ва босубот бошад.
Васияти сез дахум: мулозимони азим ва боварибахш ба даст оварда, аз мардуми хоин ва гаддор дури гузинад. Хар як аз ин васиятхо, ки ёд кардем, достоне ва хикояте дорад. Агар Рой хохад, ки ба тафсили ин достону хикоёт хабар ёбад, бояд ба Сарандеб равад, ки сирри ин гуфтор дар хамон чо кушода хохад шуд.
Добшилим чун ин суханхо шунид, бо чанде аз арбоби давлат азимати сафари Сарандеб намуда, ба рох баромад. У ба шахри Сарандеб расида, ду-се руз аз ранчи рох баросуда, баъд бо ду-се тан махрамони худ ба суи кухи Сарандеб равон гашт. Вакте ки ба болои кух расид, назараш ба горе афтод, ки он маскани хакими донишманд Бидпой будааст.
Маънии Бидпой ба забони хинди табиби мехрубон гуфтан аст. Добшилим ба зиёрати у рафт. Барахман Бидпой уро бо мехрубони кабул намуд, сабаби ранчи кадам пурсид. Добшилим киссаи худ ба Барахман бозгуфт ва аз васиятномаи Хушанг сухан ба миён овард. Добшилим як-як аз ин васият хоро ба хакими донишманд Бидпой Барахман арз мекард ва Барахман дар он боб ба Добшилим хикоятхо мегуфт. Китоби «Калила ва Димна» баёни хамин суолу чавоби Рой ва Барахман аст.
источник
Калила ва Димна (форсӣ: کلیله و دمنه ) — ёдгории адабии халқҳои эронинажод, ки ба забонҳои арабӣ ва форсӣ-тоҷикӣ эҷод шудааст.
«Калила ва Димна» маҷмӯаи қиссаву ҳикоёти тамсилии пандомезест аз забони паррандагон ва ҳайвонот, ки масъалаҳои муҳимми ахлоқию иҷтимоиро дар либоси рамзу киноя фаро мегирад.
Таъсири ғояҳои умумиинсонии «Калила ва Димна»-ро дар эҷодиёти бузургтарин намояндагони адабиёти форс-тоҷик — Рӯдакӣ, Фирдавсӣ, Низомӣ, Саъдӣ, Ҷалолуддини Балхӣ, Ҷомӣ ва дигарон мушоҳида кардан мумкин аст. Вай чандин маротиба ба форсӣ ва дарии тоҷикӣ тарҷума ва танзим шудааст. Ба забони дарӣ аввал «Калила ва Димна» дар замони Наср ибни Аҳмади Сомонӣ (ҳукмр. 914—943) аз нусхаҳои арабии Ибни Муқаффаъ тарҷума гардид ва бо хоҳиши вазир Абулфазли Балъамӣ аз тарафи Рӯдакӣ дар баҳри Рамали мусаддаси мақсур ба назм дароварда шуд.
 |  |
Абдуллоҳ ибни Абдулқодири Муншӣ (малайӣ: Abdullah bin Abdul Kadir Munshi; 1796, Малакка – 1854, Макка) — нависандаи маорифпарвари Малая ва Индонезия, асосгузори насри бадеӣ ба забони малайӣ.
Абон (Абон ибни Абдулҳамиди Лоҳиқӣ); (тав. номаълум — 815) — шоир ва адиби арабизабони эронинажод.
Абулмаолии Насруллоҳ Ибни Муҳаммад ибни Абдулҳамиди Муншии Шерозӣ (соли таваллуд ва вафот номаълум) — адиб, муншӣ, насрнависи форс-тоҷик (асри 12).
Абулфазл ибни Муборак (тав. соли 1550, Аграи Ҳиндустон фавт соли – 1602) — адиб ва шоири форсизабони Ҳиндустон, бародари Файзии Даканӣ.
Адабиёти дидактикӣ (аз юнонӣ didaktikos — таълимӣ, насиҳатӣ) — анвои (жанрҳои) адабӣ, ки дар онҳо шакли бадеӣ барои ифодаи маводи ғайрибадеӣ (ахлоқӣ, ҳикмати амал, фалсафӣ, динӣ, илмӣ) ба кор бурда мешавад.
Академияи Ганди Шопур — (асрҳои III—VII) Донишгоҳи тиббии Ганди Шопур дар давраи салтанати Давлати Сосониён фаъолият намудааст. Донишгоҳи Ганди Шопур нахустин донишкадаи таълимиву табобатии тиббии ҷаҳон мебошад, ки дорои дармонгоҳ буд.
«Анвори Суҳайлӣ» — яке аз таҳрирҳои китоби «Калила ва Димна» аст, ки дар асри 15 ба саъйи Кошифӣ анҷом ёфтааст. Кошифӣ таҳрири матнро дар асоси «Калила ва Димна»-и Абулмаолии Насруллоҳ ба поён расонда, китоби худро ба вазири Ҳусайни Бойқаро Низомуддин Аҳмади Суҳайлӣ бахшидааст. Кошифӣ бобҳои 1-ум ва 2-юми «Калила ва Димна»-ро ихтисор намуда, ба ҷои он ҳикояти подшоҳи Чин, Рой Добшилим ва Бидпойро дохил карда, адади ҳикоёти пандомӯзи дохили бобҳоро аз 40 ба 100 расондааст. Кошифӣ сабки маснӯи Абулмаолиро то андозае сода ва амсолу ашъори арабӣ, ибораҳои маснӯъро аз асар хориҷ намуда, ҳикоёти парокандаи китоби ӯро мураттаб сохтааст. Инчунин Кошифӣ ба ҷои порчаҳои манзум ва зарбулмасалу ҳикматҳои арабии он ашъори шоирони форс-тоҷик ва зарбулмасалу мақолҳои тоҷикиро фаровон ба кор бурдааст. Вале ҳанӯз ҳам он тобеи сабки пуртакаллуфи насри асри 15 буда, аз суханпардозӣ орӣ нест. Бинобар ҳамин онро баъдтар Абулфазл ибни Муборак бо номи «Иёри дониш» (1588) ба форсӣ таҳрир кард. «Анвори Суҳайлӣ» чун тамоми таҳрирҳои «Калила ва Димна» асари панду ахлоқӣ буда, дар ҳикоятҳои тамсилии он хулқи нек, ватанпарастӣ, мардумдӯстӣ, адолатпешагӣ ва дигар хислатҳои инсонӣ тарғиб шудааст. Ин асар дар гузашта ба сифати китоби дарсӣ истифода мегардид. Таҳрири Кошифӣ ба чандин забонҳои Шарқу Ғарб тарҷума ва нашр шудааст.
Андарзнома, китоби андарзҳо — осори адабӣ-бадеӣ, динӣ, фалсафии панду ахлоқӣ, ки дар он андарзҳо, суханони панду ҳикматомез, гуфтори ибратомӯз фароҳам омадаанд.
Афсонá — яке аз навъҳои (жанрҳои) эҷодиёти шифоҳи (фолклор)-и мардуми тоҷик ва халқҳои гуногуни дунё. Афсонаро мардуми минтақаҳои Тоҷикистон, тоҷикони Осиёи Марказӣ, тоҷикон ва форсизабонони кишварҳои дунё авсона, авсуна, кампирафсона, байдак, матал, мақал, суринчик, сӯг, шуг, ушуг, шавқот, шабгуфт ва ғайра талаффуз мекунанд.
Ахлóқ (ар. اخلاق – рафтору кирдор, хӯ, хулқ, сират) — яке аз шаклҳои шуури ҷамъиятӣ, маҷмӯи меъёру муқаррароти асосии муносибати оилавӣ, фардӣ ва ҷамъиятии одамон.
«Ахлóқи носирӣ» (форсӣ: أخلاق ناصری) — асари файласуфи форс-тоҷик Насируддини Тусӣ мебошад, ки соли 1235 таълиф шуда, дар бораи фалсафаи амалӣ баҳс мекунад.
Китоб ба ташвиқи ҳокими Куҳистон Насируддин Абулфатҳ Абдурраҳим ибни Абумансур марди фозилу ҳунарпарвар таълиф шудааст.
Барзуя (форсӣ: برزویه), Барзвеҳ, Бурзуя, Бурзвеҳ (с. тав. ва ваф. номаълум) — пизишк, мутарҷими «Панчатантра» ба забони паҳлавӣ, ки дар адабиёти форс-тоҷик бо номи «Калила ва Димна» маъруф аст (асри 6).
Бидпой (с. тав. ва ваф. номаълум) — ҳакими донишманд, файласуф, бараҳмани афсонавии ҳиндӣ.
Луғати фурсАсадии Тӯсӣ — нахустин луғати тафсирии забони тоҷикӣ-форсист, ки то ба замони мо омада расидааст. Асадии Тӯсӣ онро тақрибан солҳои 1066-1067 ҳангоми дар Озарбойҷон зистанаш дар асоси ашъори шуаро тартиб дода, мисолҳоро асосан аз шоирони Мовароуннаҳру Хуросон меорад. Дар «Луғати фурс» ашъори беш аз сад шоири асрҳои XIX-XI иқтибос шуда, ки намунаҳои дигари эҷодиёти аксарияташон дар дигар ҷой вуҷуд надорад. Аз ин лиҳоз «Луғати фурс» ба арзиши баланди илмӣ соҳиб аст. Дар он аз ашъори Рӯдакӣ, Шаҳиди Балхӣ, Мунчик, Дақиқӣ, Унсурӣ, Фаррухӣ, Фирдавсӣ ва ғайра мисолҳо оварда мешавад. Инчунин порчаҳои зиёд аз «Калила ва Димна» ва «Синдбоднома»-и Рӯдакӣ, «Офариннома»-и Абушакури Балхӣ, «Вомик ва Узро»-и Унсурӣ дарҷ гардидаанд. «Луғати фурс» бештар аз 2000 калимаро фаро мегирад. Дар он калимаҳои душворфаҳму камистеъмол, номи ситораҳои бурҷҳои фалакӣ, ашхосу сарзаминҳо, вожаҳои маҳаллию лаҳҷавӣ, паҳлавӣ, суғдӣ ва як миқдор калимаҳои ҳиндӣ, юнонӣ, арабӣ ва туркӣ эзоҳ дода мешаванд.
Ағлаби калимаҳое, ки дар «Луғати фурс» тафсири кӯтоҳи онҳо дода шудааст, луғатҳое мебошанд, ки бо вуҷуди дар ашъори шоирони классик ба кор рафтан на барои ҳама, хусусан барои мардуми вилояти Озарбойҷон, ки Асадӣ луғати худро барои онҳо таълиф карда буд, фаҳмо буданд. Барои мисол чанд намуна:
гужуб — галлаи ангур бошад ба гужум низ гӯянд;фартут — сахт пир шуда бувад, чунонки Рудакӣ гуфт:Пири фартут гашта будам сахт,
Боз гаштам ба рузи барноӣ;ангишт — зугол бошад ва зугол забони дарист ва ба този фахм хонанд ва ба Озарбойчон зувол гуянд, чунонки Фирдавсӣ гуфт:Ҳар он гаҳ, ки барзад яке боди сард,
Чу занги барангехт з-ангишт гард;кат — тахт;
бехуда — ноҳақ ва навоҷиб, яъне ботил, чунонки Рудакӣ гуфт:Меҳр хоҳӣ зи ману бемеҳрӣ,
Худа хоҳӣ зи ману бехудаӣва монанди инҳо.
Гоҳе чанд маъно доштани калимаҳои ҳамсураву ҳамовоз дар луғат шарҳ меёбад:
Теғ — се гуна аст: яке тезии корду шамшер аст ва шамшерро теғ низ гуянд ва ба забони халқ маъруф аст ва дигар шуои моҳу шуои теғ ва он чи бад-ин монад ва се дигар сари куҳро теғ гуянд.Қисоӣ гуфт:
Ди ба дареғ андарун, моҳ ба мег андарун,
Ранг ба теғ андарун шох заду оромид.Дар теғ, ки шуҷоъ аст, Қисоӣ гуфт:
Нарм — нармак зи паси парда ба чокар нигарад,
Гуфти аз мег ҳаме теғ занад гӯшаи моҳ.Ин ҳолат дар аснои шарҳу эзоҳи баъзе калимаҳои дигар низ ба назар мерасад.
Расул Ҳодизода — олим, адабиётшинос, мунаққид, нависанда, тарҷумон. Узви Иттифоқи нависандагони Тоҷикистон (1954). Доктори илми филология (1970), профессор (1984, Арбоби шоистаи илми ҶШС Тоҷикистон (1991).
Абуабдуллоҳ Ҷаъфар ибни Муҳаммад ибни Ҳаким ибни Абдураҳмон ибни Одам Рӯдакӣ (форсӣ: ابوعبدالله جعفر بن محمد بن حکیم بن عبدالرحمن بن آدم رودکی (англ. Abu Abdollah Jafar ibn Mohammad Rudaki , Одамушуаро entitled آدم الشعرا Ādam ul-Shoara or Adam of Poets), Зодгоҳ: Панҷрӯд, Мовароуннаҳр) — асосгузори адабиёти классикии форсу тоҷик (форс-тоҷик).
Ба ҳайвонҳо,парандагон, наботот, ҷамодот, ҷирмҳои осмонӣ ва ғайра эҳсосот ва хислатҳои инсонӣ нисбат дода, онҳоро дар миёни худ ва ё бо инсон гап занондан ташхис номида мешавад.
Дар асарҳои классикӣ намунаи ин гуна осор бисёр аст, ҳамчун «Калила ва Димна», «Тӯтинома», «Мантиқ-ут-тайр» — Фариддудин Аттор, «Ҳайвонотнома» — Сайидо, «Се қатра» — и Лоҳутӣ ва ғайра.
Шоҳнома (форсӣ: شاهنامه) — ин достонест, ки Фирдавсиро дар олам машҳур кардааст. Фирдавсӣ зиёда аз сӣ соли ҳаёти худро барои навиштани «Шоҳнома» сарф кардааст.
Ҳусайн Воизи Кошифӣ— яке аз машҳуртарин шахсиятҳои илму адаби форсу тоҷик дар асри ХV маҳсуб меёбад.
This page is based on a Wikipedia article written by authors (here).
Text is available under the CC BY-SA 3.0 license; additional terms may apply.
Images, videos and audio are available under their respective licenses.
источник
Одна из самых популярных книг, когда-либо написанных в истории человечества – это книга, известная среди арабов как “Калила ва Димна”. Основная часть ее рассказов возникла почти две тысячи лет назад. Это произведение до сих пор читают с удовольствием во всем мире. Оно было переведено по меньшей мере 200 раз на 50 различных языков. Портал Muslim Heritage раскрывает более подробно историю книги и ее содержание.
«Калила ва Димна» была первоначально написана на санскрите, вероятнее всего в Кашмире ориентировочно в четвертом веке нашей эры. На санскрите ее называли Панчатантра или “Пятикнижие”. Произведение было посвящено трем молодым князьям, которые довели своих наставников до отчаяния и разгневали своего отца. Опасаясь доверить свое царство сыновьям, не способным овладеть самыми элементарными уроками, царь велел решить проблему своему мудрому визирю. Тогда визирь и создал Панчатантру, которая содержала большую практическую мудрость в легко усваиваемой форме, поскольку была написана в виде басен о животных. Шесть месяцев спустя князья уже изучали книгу, после чего смогли рассудительно править.
Через двести лет после этого, персидский шах послал своего личного врача Борзуе в Индию, чтобы найти некую траву, которая якобы даровала бессмертие. Но Борзуе вернулся с копией Панчатантры. Он заявил, что эта книга так же хороша, как и чудодейственная трава, ибо она дарует читателю великую мудрость. Шах велел перевести книгу на пехлеви, старо-персидский язык. Ему так понравилась эта книга, что он велел повесить перевод в специальной комнате своего дворца.
Иллюстрация из арабской версии “Калила ва Димна”, датируемой 1210 годом. Король ворон совещается со своими советниками / Источник: muslimheritage.com
Триста лет спустя после мусульманского завоевания Персии и Ближнего Востока, перс по имени Ибн аль-Мукаффа перевел книгу с пехлевийского языка на арабский настолько хорошо, что этот вариант до сих пор считается образцом арабской прозы. Хотя книга была написана для обучения государственных служащих, она была интересна широкому кругу читателей и стала пользоваться популярностью среди всех слоев населения, войдя в фольклор мусульманского мира. Более того, это произведение дошло до Испании благодаря арабам. Там в 13 столетии он был переведен на старо-испанский язык. В Италии это была одна из первых книг, появившихся после изобретения книгопечатания.
Позже книга была переведена на греческий, латинский, немецкий и другие языки. Арабская версия была переведена на эфиопский, сирийский, персидский, турецкий, малайский, яванский, лаосский и сиамский языки. В 19 веке она была переведена на хинди, таким образом, завершив круг, начавшийся 1700 лет назад в Кашмире.
Иллюстрация из рукописи, датируемой 1200-1220 гг. / Источник: fr.m.wikipedia.org
Однако не все версии были простыми переводами. Произведение расширялось или сокращалось, перерабатывалось, менялась и дополнялась. В бесконечной истории переводов много версий. Интересно отметить, что некоторые истории из книги вошли в европейский фольклор, в частности сюжетные аналогии есть в знаменитых сказках братьев Гримм. Вот одна из таких историй. Разница в том, что арабские мыши решают свою проблему гораздо более тонко, чем их западные сородичи.
В далекие времена в земле брахманов было болото под названием Доуран, которое простиралось во всех направлениях на расстояние в тысячу парасанг (древнеперсидская мера расстояния, равная 5 верстам – Исламосфера). Посередине болота располагался город под названием Айдазинун. В городе было много природных благ, и его жители процветали и могли позволить себе наслаждаться жизнью. В этом городе жил царь мышей по имени Махраз, который управлял всеми другими мышами в городе и в его окрестностях. У него было три визира, которые помогали ему в делах управления.
Лев, напавший на буйвола. «Калила и Димна» Герат,1429 г. Топкапы Сарай, Стамбул Источник: ru.m.wikipedia.org
Однажды в присутствии царя мышей были собраны все визири, и царь спросил: “Как вы думаете, можно ли нам освободиться от потомственного террора, который мы и наши отцы до нас всегда терпели от кошек? Несмотря на то, что в нашей жизни есть много комфорта и хороших вещей, наш страх перед кошками не дает насладиться всем вдоволь. Я хочу, чтобы вы трое дали мне совет, как решить эту проблему. Как вы думаете, что мы должны сделать?”
“Мой совет, – сказал первый визирь, – это собрать как можно больше колокольчиков и повесить их на шею каждой кошке, чтобы мы могли услышать их приближение и успеть спрятаться в наших отверстиях”.
Затем король повернулся ко второму визирю и спросил: «Что ты думаешь о совете своего коллеги?»
– Я думаю, что это не правильно, – ответил второй визирь. – После того, как мы соберем все колокольчики, как вы думаете, кто осмелится повесить хотя бы один на шею даже самого маленького котенка, не говоря уже о том, чтобы подходить ко взрослым котам? На мой взгляд, мы должны уйти из города и жить за городом в течение года, пока жители города не подумают, что они могут обойтись без кошек. Затем они выгонят их или убьют, и те, кто спасется, разбегутся во всех направлениях и станут дикими и больше не подойдут для того, чтобы держать их дома. Тогда мы можем спокойно вернуться в город и больше никогда не беспокоиться о кошках.
Разговор двух шакалов / Источник: kwd.hypotheses.org
Тогда царь повернулся к третьему и мудрейшему визиру и спросил: «Что ты думаешь об этой идее?»
– Это плохая идея, – ответил третий визир. – “Если мы покинем город и уедем жить за город, как мы узнаем через год, исчезли ли кошки? А как же трудности, с которыми мы столкнемся? Пустыня полна диких животных, которые любят есть мышей, и они причинят нам гораздо больше вреда, чем кошки.
– Ты прав насчет этого, – сказал король. – Так что, по-твоему, мы должны сделать?
– Я могу придумать только один возможный план. Король должен призвать всех мышей в городе и в пригороде и приказать им прорыть туннель в доме самого богатого человека в городе, и запастись достаточным количеством еды на десять дней. Попросите их сделать входы в каждую комнату в доме. Тогда мы все проникнем в туннель, но не будем трогать его еду. Вместо этого мы сосредоточимся на том, чтобы повредить его одежду, кровати и ковры. Когда он увидит ущерб, он скажет себе: “Очевидно, что одна кошка не может справиться со всеми мышами здесь! И он пойдет за другим котом. Когда он сделает это, мы увеличим количество повреждений. Он решит завести еще одного кота. И тогда мы увеличим урон втрое. Это должно заставить его задуматься. Он скажет себе: “Ущерб был гораздо меньше, когда у меня была только одна кошка. Чем больше кошек у меня становится, тем больше мышей появляется».
Рукопись, хранящаяся в Национальной библиотеке Франции в Париже (Сирия, 1220 г.) / Источник: the-educational-blog.quora.com
Тогда он попытается изменить ситуацию. Он избавится от одного из котов. И мы уменьшим количество повреждений на треть. «Это странно», – скажет человек. И он избавится от другого кота. И мы снова уменьшим количество урона на треть. Когда он избавится от третьего кота, мы полностью остановим наши нашествия. Тогда человек подумает, что он сделал великое открытие. Он скажет: “Не мыши вредят еде и одежде, а кошки. Он побежит рассказать о своем открытии соседям, и поскольку он богатый и уважаемый человек в городе, все они поверят ему и выбросят своих кошек из дома или убьют их, и после этого они всегда будут преследовать и убивать котов.
Так что король последовал совету третьего визиря и вскоре в городе не осталось ни одной кошки. Люди пребывали в такой уверенности, что они были правы насчет кошек, что всякий раз, когда они видели дыру в своей одежде, они говорили: «Должно быть кошка вошла в дом прошлой ночью». И даже когда бывала вспышка эпидемии среди мужчин или скота, они говорили: «Наверно, кошка прошлась по городу прошлой ночью». Таким образом, с помощью этой стратегии мыши освободились навсегда от страха перед кошками.
источник
Ключевые слова:
Панчатантра, Санскрит, Бурзуя, Хусрав Ануширван, Карирак уд Даманак, Шахнаме, Ибн ал-Мукаффа, Хумаюн-наме, Ияр-и Даниш, Пехлеви, Самарканд.
Жил-был лев, который охотился на зверей джунгли и тем самым вселял в них страх до тех пор, пока однажды они не договорились поставлять ему зверя каждый день до тех пор, пока он не прекратит свою жестокость. Каждый день звери продолжали бросать жребий до того дня, пока не настала очередь зайца. Лукавый заяц прибыл поздно к голодному и сердитому льву и объяснился ему так: «Я принёс вам на обед другого зайца, но по пути сюда другой лев выхватил у меня зайца, заявив, что он является истинным королём джунгли». Разъярённый лев пожелал противостоять своему противнику и поэтому последовал за зайцем к глубокому водоёму, полному чистой воды. « Посмотрите сюда, мой король!» — сказал сидевший над водоёмом заяц. Лев увидел своё отражение и, думая, что это был другой лев, прыгнул и утонул. С тех пор звери зажили счастливо.
Это только одна из многих «вложенных» сказок из рассказов Калила ва Димна, упрощенная и переведенная в восьмом веке с пехлевийского языка на арабский Ибн ал-Мукаффой (умер в 757 году нашей эры). Основной источник Калилы ва Димны восходит к подлиннику на санскрите «Зеркало для Принцев», который был составлен неизвестным автором приблизительно в 300 году нашей эры под заглавием Панчатантра (Пятикнижие или Пять Книг Житейской Мудрости). Санкскритские рассказы были переведены на среднеперсидский язык (пехлеви) в шестом веке нашей эры врачом Бурзуя (или Бурзой) по приказанию сасанидского царя Хусрава Ануширвана (531-579 года нашей эры). В дополнение к рассказам Панчатантры Бурзуя включил в своё собрание разные другие рассказы, главным образом из эпопеи Махабхарата и других индусских и буддистских источников. Заглавие Бурзуя на пехлеви Карирак уд Даманак произошло от имён двух шакалов Каратака и Даманака, главных персонажей первой книги Панчатантры. Таким образом, Калила ва Димна Ибн ал-Мукаффы – изменённое издание на арабском языке недошедшего до нас Карирак уд Даманака Бурзуя, хотя арабский автор также вставил множество дополнений в его заключительную работу.
Самые ранние рукописи Калилы ва Димны, дошедшие до нас, датируются тринадцатым и четырнадцатым веками нашей эры и широко распространённая известность этой работы подтверждается ссылками на неё в других средневековых литературных работах, включая Шахнаме Фирдавси. Однако, Калилу ва Димну никогда не видели в качестве неизменного сборника рассказов, и более поздние авторы и редакторы позволяли себе добавлять, удалять или другим способом изменять его содержание. С девятнадцатого века ученые пытались проследить сложную историю и происхождение Калилы ва Димны, как через литературный, так и художественный анализы. Традиция иллюстрирования рассказов Калилы ва Димны, вероятно, основана на более старых, установившихся традициях иллюстрирования басен Панчатантры о животных. Восьмого века фрески, найденные в Пенджикенте, вблизи Самарканда, которые включают описания рассказов Панчатантры, свидетельствуют о хорошо установленной иконографической традиции, которую позже приняли и приспособили на мусульманском Ближнем Востоке.
В своем введении Ибн ал-Мукаффа излагает четыре цели Калилы ва Димны: (1) заинтересовать молодежь посредством басен о животных; (2) доставить удовольствие принцам богато иллюстрированными изображениями рассказов; (3) очаровать королей и протонародье повсюду для того, чтобы приобрести их собственные копии и помочь живописцам и переписчикам; и (4) привлечь философов к мудрости его рассказов. Если бы он был сегодня жив, Ибн ал-Мукаффа нисколько не разочаровался бы. На протяжении времени Калила ва Димна был переделан и переведен, как в прозе, так и в поэтических стихах на персидский, монгольский, малайский, эфиопский, иврит, греческий, латинский, испанский, итальянский, французский, немецкий, и несколько славянские языки. Самая известная персидская редакция с эпохи Тимуридов — Анвар-и Сухейли, которая была позднее переведена в Оттоманское рифмованное прозаическое произведение Хумаюн-наме для Султана Сулеймана Великого. Новая версия тимуридской работы под заглавием Ияр-и Даниш появилась по поручению монгольского императора Акбара.
Further Reading
Atil, Esin. Kalila wa Dimna: Fables from a Fourteenth Century Arabic Manuscript. Washington. DC: Smithsonian Institution Press. 1981
Brockelmann, C. “Kalila wa Dimna” In Encyclopedia of Islam. New Edition, vol. 4, 503-6 Leiden: E.J. Brill.
De Blois, Francois. Burzoy’s Voyage to India and the Origin of the Book of Kalilah wa Dimnah. London: Royal Asiatic Society. 1990.
Grube, Ernst J.. ed. A Mirror for Princes from India: Illustrated Versions of the Kalilah wa Dimnah. Anvar-i Suhayli, Iyar-i Danish and Humayun Nameh. Bombay: Marg Publications, 1991.
O’Kane, Bernard. Early Perisan Painting: Kalila wa Dimna Manusciprts of the Late Fourteenth Century. London and New York. I.B. Tauris, 2003.
Raby, Julian. “ The Earliest Illustrations to Kalila wa Dimna.” In A Mirror for Princes from India. ed. Ernst J. Grube. 16-31.
Walzer, Sofie. “An Illustrated Leaf from a Lost Mamluk Kalilah wa Dimnah Manuscript.” Ars Orientalis 2 (1957): 503-5.
Эта статья была впервые опубликована в Средневековой Исламской Цивилизации, Энциклопедия, Том II, стр. 432-433, ред. Джозеф В. Мери, Рутледж (Нью Йорк-Лондон, 2006)
Институт Ислудований Исмаилизма | 210 Еустон Роад, Лондон, Великобритания
источник
Рожа деди: – Ўйламасдан иш қилган ва оқибатда пушаймон бўлиб, афсус-надомат дарёсига ғарқ бўлган одам тўғрисидаги ҳикоятни эшитдим. Энди шундай бир воқеани айтиб берки, унда ҳар томондан ўраб олган душманлар ҳужумига дучор бўлиб, ўлим, жар ёқасида қолган ва ўзини қутқариш учун душманларнинг бири билан дўстлашган, у билан аҳд-паймон тузиб, ўз жонини қутқариб қолган киши тасвир этилган бўлсин. Яна душмани билан қандай ярашганлиги, бунга қандай йўллар билан эришилганлигини баён қилиб бер.
Браҳман деди: – Кўпинча дўстлик ва душманлик узоққа чўзилмайди. Улар бўлаётган ҳодисаларнинг жараёнига ва замон ғилдирагининг айланишига қараб ўзгарадилар.
Улар хотинларнинг вафоси, тентакларнинг мулойимлиги, болаларнинг гўзаллигига ўхшайди. Узоқ вақт давом этган соф дўстликка ҳам баъзан кўз тегиши, тезда нафрат ва адоватга айланиши мумкин. Шунингдек, қадимдан мавжуд бўлган душманлик ҳам бир бахтли тасодиф туфайли дўстликка алмашиниши мумкин. Шунинг учун ақлли одам ҳар икки ҳолда сабрли бўлади ва душманнинг бир вақт келиб дўст бўлиши мумкинлигига умид боғлаб, у билан хушмуомала қилишни тарк этмайди, ҳам дўстлари билан яхши муносабатда бўлиб, айни замонда, бу дўстликнинг абадий бўлмаслигини эсдан чиқармайди. Узоқни кўрадиган киши душман билан сулҳ тузиб, у билан дўстлашмоқни ғанимат билади, чунки шундай қилинганда хатар бартараф бўлиб, фойда қўлга киради. Кимки айтилиб ўтилганларга амал қилса, мушук билан каламуш каби ўз мақсадларига эришади.
Рожа сўради: – Улар қандай қилиб мақсадларига эришибдилар?
Ҳикоят: Браҳман деди: – Фалон мамлакатдаги ўрмонлардан бирида бир катта дарахт бўлиб, остида бир каламушнинг ини бор эди. Унинг яқинида бир мушук яшарди. Бу ерларга овчилар тез-тез келиб туришарди. Кунлардан бир кун бир овчи дарахт яқинига дом қўйиб, учига бир парча гўшт илиб кетди. Мушук келиб, домга илинди. Шу орада каламуш ҳам овқат излаб келиб қолди ва мушукни тузоқда кўриб жуда қувониб кетди. Ногоҳ кўзи уни тутишга пайт пойлаб турган латчага тушди, дарахтга қараса, бир бойқуш ҳам ҳужумга ростланиб турганини кўрди. У қўрқиб кетиб, ўзига-ўзи деди: Агар орқага қайтсам, латча мени парчалаб ташлайди, турган жойимда қолсам, бойқуш устимга ўзини отади, олдинга юрсам, мушукка йўлиқаман. Бало денгизи туғёнга келиб, фалокат тўфони ҳужумга тайёр турибди; шунга қарамай, мен ноумид бўлмаслигим, ўз ҳаётимни қутқаришим керак. Бу ҳолда менга ақлдан яхшироқ мададкор йўқдир. Ақлли кимса ҳеч вақт саросимага тушмаслиги, қалбини даҳшат ва ташвиш чулғаб олмаслиги керак. Энди мен учун ягона нажот йўли бало занжирида талпиниб ётган ва менинг ёрдамимга муҳтож бўлган мушук билан келишиб дўстлашмоқдир. Балки у ўз вазиятини назарда тутиб, менинг сўзларимга қулоқ осар ва душманликдан воз кечиб, халос бўлиш учун маслаҳатларимни қабул этар. Шундай қилиб, ҳар иккимиз балодан омон қоламиз».
Каламуш мушукка яқинлашиб ҳол сўради: – Қани, хўш, ҳол-аҳволинг қалай?
Мушук ҳазин овоз билан жавоб берди: – Бундай бало домига тушиб, азият чекканларнинг аҳволи қандай бўлар эди?
Каламуш деди: – Шу вақтга қадар ҳеч ким менинг ёлғон гапирганимни эшитмаган. Сен ғамнок бўлсанг, ҳамиша мен шод бўлар, муваффақиятсизлигингдан қувонар эдим. Ҳозир эса икковимизнинг ҳам бошимиз хатарда қолди. Бу балодан қутилиш учун сендан нажот кутаман, шунинг учун дўстлашмоқчиман. Агар диққат қилиб атрофга қарасанг, латчанинг мени таъқиб этаётганини ва бойқушнинг фурсат пойлаб ўтирганини кўришинг мумкин. Ҳар иккиси ҳам мени ҳалок қилиш фикридадирлар. Улар икковимизнинг ҳам душманимиздир. Агар сен мени ўз паноҳингга олсанг, улар мендан умид узадилар.
Агар менга тегмасанг, ёнингга бориб мақсадимга эришаман – бандларингни кесиб, сени ҳам озод қиламан. Яна қайтариб айтаман, бу сўзларимга ишон. Хайрихоҳ эканимга шубҳа қилма. Ҳеч кимга ишонмайдиган ва ҳикмат эгаларининг сўзларига қулоқ солмайдиган киши бахтли ҳаёт кечиролмайди.
Иккиланмай менинг бу лутф-марҳаматимни қабул эт, ақлли одамлар катта ва масъулиятли ишларда тараддудга тушиб, фурсатни қўлдан бермайдилар. Кема кемачининг саъй-ҳаракати билан соҳилга етиб боргани каби, халос топишимиз икковимизнинг ҳаракатимизга боғлиқдир.
Мушук каламушнинг гапини эшитиб хурсанд бўлиб кетди ва деди: – Сенинг гапинг ақлга мувофиқдир. Бу маслаҳатингни бажонидил қабул этаман ва ўлгунимча сендан миннатдор бўламан. Дебдурларки, душман сен билан сулҳ тузишни истаса, унинг узатган қўлини қайтарма.
Каламуш деди: – Олдингга борганимда сен мени меҳрибон дўст каби кутиб ол, душманлар иноқлашганимизни кўриб, жўнаб қолсинлар, шунда мен тузоқ ипларини қирқишга киришаман.
Мушук унинг гапига кўнди. Каламуш тузоқ ипларини қирқа бошлади. Мушук назарида каламуш имиллаб ишлаётганга ўхшаб кўринди.
Мушукнинг тоқати тоқ бўлиб деди: – Мен сенинг аҳдингга ишонган эдим. Энди мақсадингга эришганингдан кейин берган сўзингдан қайтмоқчимисан? Лекин билиб қўйки, ваъдага вафо, аҳднинг бузилмаслиги оғир кунларда синалади… Мени кечир деб ёлворишларга қарамай, зулмдан қўл торта олмаган, афв этиш қўлидан келмаган одам яхши ном қозониш неъматидан маҳрум ва мард одамлар орасида юзи қора бўлади. Аммо хиёнат қилганлар ва ёлғондан қасам ичганлар тўхтовсиз жазога мустаҳиқдирлар.
Каламуш деди: – Билиб қўй, дўстлар икки хил бўладилар: биринчилари – ўз ихтиёрлари билан самимий дўст бўлганлар; иккинчилари – мажбурият ва зарурият юзасидан аҳду паймон боғлаганлар. Буларнинг мақсади фойда кўрмоқ ва зарардан қочмоқдир. Лекин самимият ва садоқатга асосланган дўстлик ҳамиша, ҳар ерда ва ҳар шароитда ишончли бўлади; зарурият ва мажбурият натижасида пайдо бўлган дўстлик эса ундай бўлмайди. У дарё каби гоҳ тошиб атрофни босади, гоҳ қуриб суви озайиб қолади. Мен берган сўзимнинг устидан чиқаман, лекин ўз жонимни сақлашни ундан афзалроқ, деб биламан. Чунки мен гарчи душманларнинг ҳужумидан сенинг ёрдаминг туфайли қутилиб қолган ва шунинг учун сен билан келишишга мажбур бўлган бўлсам-да, лекин сен душманлардан ҳам хавфлисан. Мен таҳликани даф этиб, хатарли ишларнинг олдини олиш учун сен билан муроса қиляпман, бу – вақт ва замон тақозоси билан қилинган бир тадбирдир. Ҳар ишнинг ўз ери, ҳар соатнинг ўз ҳукми бордир. Вақтни ўтказиб, мавқеини қўлдан берган одамни узоқни кўрадиган одам деб бўладими?! Мен албатта бандларингни кесаман, лекин бир асосий бандни жонимнинг гарови сифатида сақлаб тураман. Уни менга ҳужум қилишдан муҳимроқ иш билан бўлиб, ўз жонинг ғамини еб қолганингдагина кесаман. Ана шунда сен банддан озод бўласан, мен ҳам сендан қутиламан.
Каламуш айтганини қилди – ҳамма бандларни қирқиб, биттасини қолдирди. Тонг отиб, уфқдан қуёш бош кўтара бошлади. Бироздан кейин узоқдан овчининг келаётгани кўринди.
Каламуш деди: – Энди охирги бандни кесмоқ, ваъда устидан чиқмоқ вақти келди.
Мушукнинг кўзи овчига тушиши биланоқ ўлим ваҳмига тушди, каламуш унинг ёдидан кўтарилиб кетди. Шу вақтда каламуш охирги бандни кесди. Мушук сапчиб, бир дарахтнинг устига чиқиб олди, каламуш эса бир тешикка кириб ғойиб бўлди. Овчи титилган-кесилган тўрини кўтариб орқасига қайтди.
Эртаси куни каламуш инидан мўралаб турган эди, мушукни кўриб қолди. Лекин унинг ёнига боришга журъат қила олмади.
Мушук баланд овоз билан қичқириб деди: – Эй дўстим, нега мендан хавфсирайсан? Қўлга киритилган энг яхши ноёб нарсани – дўстлигимизни сақлаб қолиш керак. Яқинроқ кел, мен яхшилигингни қайтарай, мурувват қилиб, мардлигим ва сахийлигимни кўрсатай.
Каламуш унинг таклифини қабул этмай жойида тураверди.
Мушук деди: – Дийдорингни мендан яширма ва дўстлигимизни барбод этма… Мен сен туфайли тирик қолдим, бундан буён ҳаётимни сенга бағишлайман, умримнинг охиригача яхшилигингни унутмайман ва имкон туғилиши билан сенинг яхшилигингни қайтаришга ҳаракат қиламан.
Мушук кўп ёлворди, кўп ялинди, лекин сўзлари каламушга кор қилмади.
Каламуш жавоб берди: – Зоти душман бўлиб дўстликдан лоф урганларга, дилида ғаним, тилида дўст бўлганларга ишониб бўлмайди. Иккимизнинг ўртамизда ҳамжинслик йўқ. Кимки ўз жинсидан бўлмаганга қўшилса, қурбақадек балога йўлиқади.
Мушук сўради: – Қурбақага нима бўлган экан?
Ҳикоят: Каламуш деди: – Бир сичқон ўрмон четида яшар эди. Шу атрофдаги булоқда бир қурбақа умр ўтказар эди. У гоҳ-гоҳ булоқ четига чиқиб ҳаво олиб ўтирар ва ўзини булбул фаҳмлаб, ёқимсиз овоз билан сайрар ва хушовозли қушларнинг энсасини қотирар эди…
Бир куни сичқон ўз инида бир иш билан машғул эди. Қурбақанинг носоз овозини эшитиб ҳайрон бўлди, хонанданинг юзини кўрмоқчи бўлиб ташқарига чиқди ва унинг хунук башараси-ю, бемаъни ашуласидан таажжубланиб қўлларини бир-бирига уриб, бошини қимирлата бошлади. Қурбақа бу ҳолни кўриб, у менга таҳсин қилаётир, деб хурсанд бўлди ва сичқон билан ошно бўлиш орзусига тушди. Хуллас, сичқон билан қалин оғайни бўлиб олди. Улар бир-бирларига ажойиб ҳикоятлар айтиб бериб, вақтларини чоғ этар эдилар.
Бир куни сичқон қурбақага деди: – Неча вақтдан бери сен билан суҳбатлашгим келиб, булоқ ёнига келсам, сен сув остида бўласан, қанчалик баланд овоз билан чақирсам ҳам эшитмайсан.
Қурбақа деди: – Тўғри айтасан, мен ҳам кўпдан бери шуни ўйлайман. Баъзан мен қирғоққа чиқиб сени тополмайман, сен бошқа тешикдан чиқиб кетган бўласан. Мен анчагача мунтазир бўлиб ўтираман. Энди бу ишнинг тадбирини ҳам ўзинг кўриб, муаммони ўзинг ҳал этасан.
Сичқон деди: – Энг яхши тадбир шуки, мен бир узун ип топаман, унинг бир учини сенинг оёғингга, иккинчи учини ўзимнинг оёғимга боғлайман. Ҳар вақт сувнинг лабига келиб, ипни қимирлатсам, дарҳол чиқасан. Агар сен ҳам менинг ёнимга келмоқчи бўлсанг, ипни тортиб мени хабардор қиласан.
Икковлари ҳам бу тадбирни маъқул топиб, кўп вақтгача шу усул билан бир-бирларидан хабардор бўлиб, кўришиб юрдилар. Бир куни сичқон сув ёқасига келди, қурбақани чақириб суҳбат қилай деб турган эди, ногоҳ бир қарға бало-қазодек ҳаводан тушиб, сичқонни кўтариб учди. Оёғидан ипга боғланган қурбақа ҳам у билан ҳавога кўтарилди. Сичқон қарға тумшуғида, қурбақа эса пастроқда осилган ҳолда учиб борар эдилар. Бу ҳолни кўрган одамлар ҳайрон бўлиб дер эдилар: – Ажаб ҳолат, қарға ўз одатига хилоф равишда қурбақани олиб кетяпти, ахир, ҳеч вақт қурбақа қарғага ов эмас эди-ку. Сичқон билан дўстлигининг касофатидан қурбақа бу балога мубтало бўлибди. Кимки ножинсга қўшилса, жазоси мана шундай бўлади.
Мушук деди: – Суҳбат қилишга рағбатинг йўқ экан, нима учун аввал мендан дўстлик талаб қилдинг?
Каламуш деди: – У маҳалда шунга муҳтож эдим. Ақлли одам оғир аҳволга тушса-ю, душманнинг ёрдами билан фалокатдан қутилмоғи мумкин бўлса, душман билан яқинлашиб, унинг кўмагидан фойдаланади. Шунингдек, дўстдан зиён кўрса, ундан узоқлашади. Ҳайвон болалари ҳам сут эмадиган вақтларида оналари билан бирга юрадилар. Сутдан айрилгач эса, ҳеч нарса бўлмагандек, улардан узоқлашиб кетадилар. Ақлли одам буни душманлик демайди. Ақл эгалари ҳамиша ўз ишларини замонанинг тақозоси ва ҳаёт талабини ҳисобга олиб қиладилар; замон ва маконни назарга олиб тадбир кўрадилар, дўст-ошно билан, рақиб-душман билан қандай муомала қилишни, вақтида меҳрибонлик кўрсатиб, вақтида қаттиққўл бўлишни биладилар. Ўзинг биласанки, сен билан бизнинг асл зотимиз ва табиатимиз бир-бирига тамомила қарама-қаршидир, бир-биримизга душманмиз. Зарурият юзасидан пайдо бўлган дўстлигимизга ишониб бўлмайди, зарурият ўртадан кўтарилган замон дўстлик адоватга айланиши муқаррар. Ахир, каламуш жинси учун мушукдан кўра даҳшатли душман йўқдир. Ҳар иккимиз ўлимдан халос бўлмоқ учун мажбуран сулҳга келган эдик. Энди эса зарурат йўқолди, демак, яна қадимий хусумат пайдо бўлди. Мен сени ўзимга дўст деб ҳисобламайман, энди сенинг яқинлашишингдан кўзлаган мақсадинг менинг лаззатли гўштимни ейишдир. Лекин мен қурбон бўлишни хоҳламайман. Кучсиз кучлидан, заиф қувватлидан узоқ бўлиши керак. Кел, гапни қисқа қилайлик, иккимиз икки ёққа қараб кетайлик.
Мушук хафа бўлиб, кўзига ёш олди…
Шундай қилиб, мушук каламуш билан абадий видолашди.
Зарурият натижасида душман билан дўстлашиб, фурсатни қўлдан бермаган ва ўз мақсадига етгандан сўнг эҳтиётли бўлиб, ўз жонини саломат сақлаб қолган ақлли каламуш ҳақидаги ҳикоят шундан иборатдир.
Форс тилидан Суйима Ғаниева таржимаси
источник